– Дядя, о чем ты говоришь?
– Да ладно, ни о чем, – Кудрет повернулся к ней, не переставая улыбаться. – Если будет важно, расскажу, когда все выясню. Но, как я говорил, Хазым любит лгать, а еще больше он любит умалчивать. Когда молчишь – это ведь не вранье, знаешь? Ты не врешь, и себе кажешься честным. Хазым очень любит казаться себе честным. Потому и молчит. Дети Хазыма знают, что их мать умирает?
– Что? – Хазан едва не поперхнулась. – О чем ты говоришь?
– Не знают. Тогда-то они наверняка все трое вернулись бы домой, знаешь? Вернулись бы домой, не отходили бы от матери ни на шаг, хоть как-то попытались бы скрасить ее последние месяцы, Ягыз у нее на уме или не Ягыз. Казалось бы, скажи им, объясни, позови их к жене, но нет. Они, суки неблагодарные, сами должны были прийти, а не Хазым их звать. В итоге виноватыми окажутся они, что бросили умирающую мать, а Хазым будет святым и жертвой. Несчастный Хазым, довели его негодные дети. Или все тот же Ягыз. Разве он рассказал своим детям, что их брат жив?
– Дядя, теперь еще и ты, – Хазан устало вздохнула, пытаясь уложить в голове все то, что уже наговорил ей Кудрет.
– Что, думаешь, Хазым заразил твоего дядюшку своим безумием? Да, дорогой Хазым годами повторял своим деткам, что их украденный брат жив, вот только они, негодяи, должны были верить ему на слово. Оскорбляет его, что они не подпрыгивают, когда он велит им прыгать. – Дядя снова поднял телефон. – Вот, полюбуйся. Я снял копии. – На телефон Хазан полетела ссылка на папку в Dropbox. – Пароль я тебе потом напишу. Почитаешь. Занятное чтиво. Я просто плакал, когда читал, просто-напросто плакал.
– Что это, дядя? – Хазан с подозрением уставилась на Кудрета.
– Почти двадцать пять лет, каждое десятое ноября наш дорогой Хазым получал письмо. С описанием жизни его сына. Его дорогого Ягыза. О, он получал там подробный отчет. Когда у него вырос первый зуб. Когда он сделал первые шаги. Когда научился читать. Кто его любимый писатель. Первый ученик в школе. Лучший в классе по математике. Любимое стихотворение. Первая драка. Первая девочка. Кто-то сильно ненавидит твоего дорогого дядю Хазыма, милая моя. Сильно ненавидит его, так сильно, что каждый год старался посыпать солью незажившие раны. Чтобы знал, что мальчишка где-то там, растет без него, счастливый и довольный. Живет далеко, и знать не знает, и знать не желает никаких Эгеменов.
– Это фальшивка, – ответила Хазан. – Ты же сам понимаешь, что это может быть только фальшивкой?
– А вот и нет, милая. Знаешь, что еще ты там найдешь? Анализ ДНК. Анализ ДНК пряди волос, которую прислал этот мучитель. Наш милый Хазым носит их на шее, в медальоне, как в пошлых викторианских романах. – Кудрет хохотнул. – Прядь волос его пропавшего сына, как мило. Сохранить сохранил, к груди прижал, а часть на анализ ДНК сдать не побрезговал. Все перепроверил на всякий случай. И анализ показал, что так это и есть. Что это волосы ребенка Хазыма и Севинч Эгемен, но при этом – это не волосы Гекхана, Синана и Селин. Волосы четвертого ребенка. Который был еще жив двадцать лет назад. Он ищет его, Хазан, ищет, старается. Но никак не найдет. А несколько лет назад письма перестали приходить. Может быть, умер этот похититель, а может все-таки умер Ягыз, один Аллах ведает. Вот только Хазым как молчал об этом, так и молчит.
– Но тебе он рассказал, – сказала Хазан, и Кудрет снова улыбнулся.
– Потому что он думает, что я смогу помочь ему его найти, милая моя племянница. Потому что мой дорогой брат Эмин помогал ему искать, тогда, много лет назад. Вот только… – Кудрет склонился вперед, махнув ей рукой, чтобы она тоже приблизилась к нему над столом. – Вот только есть кое-что, что уже я ему не говорил. Что мой брат ему не говорил.
Против своей воли, словно загипнотизированная его взглядом, Хазан склонилась к нему, слушая его шипящий, жуткий шепот.
– Эмин знал, кто похитил этого ребенка. Твой отец был в этом замешан, Хазан. Он пытался мне это сказать до смерти, Хазан. Я не понял тогда, но теперь, сложил два плюс два. Это был очередной вечер поминок Ягыза. Мы возвращались от Эгеменов. Фазилет спала на заднем сидении, а Эмин был пьян. Я вел машину. Он тогда мне и сказал. «Севинч страдает», сказал он, «я думал, она забудет, когда у нее будут другие дети. Я тогда не был отцом и не понимал». «Сын за сына», вот что он тогда сказал. «Аллах, пусть она перестанет писать и успокоится. Она получила то, что хотела, пусть наконец успокоится и не пишет ему больше». Потом он отнекивался и клялся, что ничего такого не говорил. Но я-то помню. Твой отец помог какой-то женщине украсть Ягыза, Хазан. Как тебе такое созидание, девочка? Может, лучше курочку потрошить?
========== Часть 12 ==========
Напряжение в конференц-зале можно было резать ножом. Самое странное, что напряжение это висело большей частью между Хазан и ее дядей. Гекхан не представлял, что между ними произошло, но что-то случилось, настолько важное, что Кудрет лишь безразлично скользнул по нему взглядом, когда Гекхан вошел, и снова все свое внимание перевел на племянницу. Лицо Хазан было каким-то затравленным, измученным. Кудрет же смотрел на нее серьезно, задумчиво, иногда усмехаясь.
Гекхан вздохнул. Заседание акционеров длилось уже несколько часов, и пока не происходило ничего из ряда вон выходящего. Пока почти все было как в прошлом году, за исключением того, что место коммерческого директора занимал Кудрет Чамкыран, а вместо Синана пришел этот Мехмет Йылдыз. В принципе, так было лучше, потому что прошлое заседание закончилось громким скандалом между Синаном и отцом.
– Хазан, проверь свой диктофон, в порядке ли он? – ни с того, ни с сего сказал Кудрет, и все удивленно посмотрели на него, потом на Хазан.
– Диктофон, Кудрет? – Удивленно спросил отец, и Кудрет ухмыльнулся.
– Моя дорогая племянница теперь шагу не делает без своего персонального диктофона. Что-то он сегодня немного барахлит, много ли запишет?
– О чем ты говоришь, Кудрет? – Сквозь зубы спросил Гекхан, и Кудрет перевел взгляд на него, потом оглядел всех в комнате – директоров, ассистентов, девушку, подававшую кофе.
– Это наша семейная шутка, друзья. – Кудрет осклабился.– Между нами, Чамкыранами. Болтали недавно кое о чем. О диктофонах, о письмах, о пьяных разговорах. О созидании и разрушении. Да, девочка? Продуктивный был разговор?
Лицо Хазан казалось почти мертвым, настолько оно окаменело.
– Гекхан, – Кудрет перевел на него взгляд, не меняя выражения лица – улыбка паука, наблюдающего за мухой. – Дорогой мой друг. Я выслал тебе на днях презентацию. Внимательно ее изучил?
Гекхан сжал зубы, пытаясь взять себя в руки. Перед его глазами снова встали те мерзкие фотографии, но усилием воли он отогнал от себя воспоминания. Джемиле не лгала ему, она его предупреждала. Она была честна.
– Благодарю, презентация была очень содержательна. Жаль, информация в ней была недостаточно свежей. Я успел ее уже изучить еще до этого, – Гекхан тоже попытался ухмыльнуться. – Уверен, у тебя полно материала для самых разных презентаций. Но будь спокоен, весь этот материал я давно изучил.
Глаза Кудрета сияли, и Гекхан подумал, что зря его глаза называют волчьими. Это были глаза шакала. Шакала, которому хотелось вгрызться в чью-то плоть, хоть живую, хоть мертвую. Он огляделся по сторонам и наконец осклабился, радостно, словно наконец узрел свою добычу.
– Что ж, – сказал он, внимательно глядя на напряженного Мехмета. – Давайте продолжим. Следуюший вопрос у нас будет аж на пятьдесят тысяч долларов.
Хазым удивленно оглянулся на Кудрета.