– Триггеры, – весело сказал Кудрет. – Триггеры вызывают флешбеки. Так это называется. Кажется. Ну что уж поделать, мне попалось его медицинское дело, грех было не попробовать, как это работает. Было очень смешно.
– Смешно? У парня случился припадок, а тебе смешно?
– Ну не умер же он? Так, перетрухнул немного, ну, бывает. Ну так надо собраться, быть мужиком, разве это по-мужски, так психовать из-за пары угроз какого-то Азраила.
И снова, только усилие воли заставило Гекхана удержаться от желания взять Кудрета за грудки, прижать к стене и придушить.
– Зачем? – Тихо спросил он. – Зачем тебе было это делать? Только из-за болгарской сделки? Просто поэтому?
– Из-за болгарской сделки? – Кудрет беззвучно рассмеялся. – Не смеши. Нет, Гекхан, дорогой друг, брат, товарищ мой по общей женщине… – Гекхан дернулся, но Кудрет перехватил его руку, вплотную подойдя к нему. – Это было предупреждение, Гекхан, мальчик мой. Что как тайну этого парня я узнал и использовал против него, так и вам придется потрястись из-за ваших тайн. И не так безобидно, как он. Он-то всего лишь поплачет и уймется. А вас я разнесу на куски.
– Нет в наших жизнях никаких тайн, – твердо и уверенно сказал Гекхан, и Кудрет ухмыльнулся.
– «Человек зачат в грехе и рожден в мерзости, путь его – от пеленки зловонной до смердящего савана. Всегда что-то есть.» Знаешь, откуда это, Гекхан? – Он похлопал Гекхана по щеке. – Не знаешь. Неважно. Достаточно знать, что это правда.
***
– Какая же сволочь, – Синан выругался, подкуривая сразу две сигареты, и одну из них он протянул Мехмету, с удовольствием затягиваясь второй. – Вот ведь ублюдок.
Они сидели на террасе перед домом Гекхана, потому что Джемиле не позволила им курить в доме, где уже несколько недель жила вместе со своей дочерью. Синан выпустил дым в небо, ругая себя за малодушие. Ему следовало пойти на это собрание, пойти вместе с Хазан и Гекханом, не отправлять туда Мехмета… Но, если верить словам Гекхана, Кудрет сделал бы это все равно. И не ради даже предупреждения или какой-то мести, или чего-то вроде этого – просто потому, что ему захотелось бы это сделать и посмотреть, что получится. Посмотреть, как корчится другой человек, которого ужалили. Потому что такова была его природа – природа скорпиона.
Отец не мог этого не знать. Не мог не понимать. Не мог не понимать, что был лягушкой, которая везет на спине скорпиона через реку.
«Всегда что-то есть». Так он сказал, подумал Синан, и вздрогнул, но не от холода и сырости зимней погоды.
Ниль, подумал он. Много ли помнит Ниль о той истории? Нет, не должна. «Она была пьяна в стельку, она точно ничего не помнит». Она не может помнить.
«Всегда что-то есть».
«Нет, не на меня. И не на Гехкана. И не на Хазан».
Всегда что-то есть.
***
– Вот так все и произошло.
Когда Мехмет закончил рассказ, он не смотрел по сторонам. Не желал видеть их лица. Но вдруг перед ним оказалась тонкая женская кисть, в руке которой была пепельница и пачка сигарет с зажигалкой, и Мехмет благодарно улыбнулся, не поднимая головы, чтобы сказать спасибо госпоже Джемиле.
Он сам до конца не помнил, как оказался в доме Гекхана. Помнил прикосновения Хазан, ее тихий голос. «Ты со мной». «Ты не там». И постепенно эти ее слова заглушили другие, слова, сказанные ее же голосом. «Это все, чего ты стоишь, ничтожество».
Вы меня не знаете.
«Таких мужчин все знают».
Ничтожество. Сколько ты стоишь, мальчишка?
«Ты со мной. Ты не там. Ты здесь. Успокойся.»
Он вдохнул запах ее волос, запах ее кожи, и это вдруг отогнало воспоминания, на несколько секунд лишило их яркой правдивости, и этого было достаточно, чтобы вынырнуть из них. Не полностью, все еще барахтаясь и плавая в них, но достаточно, чтобы поднять голову, чтобы перестать тонуть.
Мехмет еще не до конца осознавал, что происходит, когда в кабинет вошел Гекхан, и они с Хазан потащили его прочь, а потом откуда-то появился Синан.
«Мне нужно подраться», – подумал он. Подраться, напиться, броситься в море, прыгнуть со второго этажа, что угодно, только перестать думать о том, что случилось, о том, как снова сорвался, снова не смог справиться. Снова еще на шаг приблизился…
«Я не сойду с ума, мама!»
– Я прошу прощения, – наконец сказал Мехмет. – Я должен был рассказать вам раньше. Не должен был скрывать. Это… – Он поднял голову, глядя на стоявшую прямо перед ним Хазан. – Просто… Не должен был. Я подвел вас.
– Не говори ерунды, – раздался сбоку голос Синана. – Ничего особенного не случилось.
Мехмет фыркнул, начиная смеяться, покачал головой, оглядывая всех собравшихся – Синана, сидевшего в кресле рядом с ним, Гекхана за рабочим столом, госпожу Джемиле, которая сидела на столе рядом с Гекханом.
– Ну да, ничего особенного. Просто ваш представитель в компании закатил непристойную истерику во время важного совещания. Так, ерунда. С кем не бывает. Любой срывается в истерику, когда его называют «ничтожеством». Обычное дело, да? Так что… Да. Я увольняюсь, Гекхан. Хазан, Синан, простите. Господин Хазым обратно меня, наверное, не возьмет, но…
– Не неси чепухи, – резко ответила Хазан, и Мехмет осекся, снова переводя на нее взгляд и сглотнул, едва не утонув в ее горящих темных глазах. – Завтра ты вернешься в офис холдинга, войдешь туда уверенной походкой, высоко держа голову, прямо глядя всем в лицо. Тебе нечего стыдиться, и ты не будешь стыдиться. Ты войдешь в свой кабинет, сядешь за стол и продолжишь работу там, где ты ее оставил, ясно? – Хазан смотрела на него сверху вниз, но впервые он не испытал желания вскочить, защищаясь от этого воспоминания, защищаясь от ее взгляда, когда она так делала. – Дядя не победит тебя сегодня, Мехмет, и он, в конце концов, не победит нас.
========== Часть 13 ==========
Хазан открыла дверь, пропуская Мехмета в комнату, и вошла вслед за ним, откинула покрывало с кровати, и Мехмет осторожно уложил Омрюм.
– Если Джемиле узнает, что мы позволили ей смотреть телевизор, нас ждет головомойка, – предупредила она, и Мехмет хмыкнул.
– Вали все на меня. Она знает, что у меня, как она выразилась? «Крыша в ладоши хлопает». Что ж с меня взять?
Хазан потерла глаза. Она не собиралась ложиться спать, пока все не вернутся. Семья Эгеменов была в больнице, у тети Севинч, и Хазан вызвалась посидеть с кузиной.
Хазан ненавидела больницы. Она до сих пор помнила запах, отвратительный искусственный свет, голоса медсестер и пациентов, пока они сидели в коридоре и ждали, ждали, ждали, молясь, чтобы доктор вышел и сказал: «Жизнь господина Чамкырана в безопасности».
Она была тогда совсем маленькой, и та больница казалась ей самым ужасным местом на земле.
Хазан виновато вспомнила, что дядя Хазым был тогда рядом с ней. Тетя Севинч, она тоже, кажется, была рядом… Они сидели рядом с ней, девочкой, вокруг которой рушился мир.
Хазан сглотнула. Несколько недель назад ей пришлось пережить непростой разговор с дядей Хазымом, но это того стоило. Хазан рассказала детям Эгеменов о болезни их матери, о болезни, которую родители хотели до последнего скрывать. «Я не хотел их беспокоить, Хазан» – кричал дядя Хазым, и Хазан с трудом удерживалась от желания вмазать ему вазой по голове. Она не понимала, что с ним не так, почему он такой ненормальный? Социопат? Травма головы? Наркотики?
Логика господина Хазыма следовала очень заковыристой дорогой, дорогой пьяного водителя под креком во время наводнения.
Она все рассказала Эгеменам вовремя. Состояние Севинч сильно ухудшилось в последнее время, и ее пришлось перевезти в больницу, а этим вечером медсестра позвонила Гекхану, и вся семья рванулась к ней, опасаясь худшего.
– Спасибо, что согласился помочь, – сказала Хазан, выключая телевизор, в котором по-прежнему что-то пищала Свинка Пеппа. – Я совсем забыла про эту встречу…