– Денег. Выбросить, как в печку. Зная, что к вам они не вернутся. Разве что будет шанс, что госпожу Джемиле оставят в покое. Сколько не будет жалко? Тысяч пятьдесят, да? Долларов. Кому-то мало, а для кого-то это же цена целой жизни, правда, господин Кудрет?
– Зачем тебе эти деньги? – Хазан неуверенно посмотрела на него, и Мехмет только покачал головой. – Господин Кудрет, можно посмотреть, что вы нашли на этого парня, прокурора?
***
Мехмет разглядывал фотографии. Прокурор Ахмет Гючлю входит в помещение, спортзал в районе Саудие, позже – фотография как туда входит человек Сонера Шахина. А потом прокурор выходит, неся в руках сумку. Именно эта сумка была самой важной частью плана. Следовало найти точно такую же сумку, и этим занялась госпожа Джемиле. Они увеличили все фотографии, на которых была видна эта сумка, простая дорожная сумка, без лишних деталей, но в этом и заключалась сложность – именно из-за внешней простоты в нее будут будут вглядываться пристальнее, внимательнее, тщательнее проверяя, и молния не на том месте, неправильная складка, неверный залом могут все испортить. Казалось, что сумка, которую в итоге купила Джемиле полностью отвечала всем условиям, но Мехмет снова и снова, изучал ее, увеличивая до предела, пытаясь найти хоть что-то, что может выдать, что это не та сумка, с которой прокурор вышел из спортивного зала.
Следующим шагом было заставить прокурора взять эту сумку в руки. На ней должны были остаться отпечатки пальцев, и это был следующий сложный шаг, и здесь им была нужна Фарах.
Все, включая самого Мехмета, были против привлечения к их плану еще и Фарах, слишком много людей слишком много знают, но – здесь была нужна женщина. И Джемиле с Хазан не подходили для этого. Госпожа Джемиле – по очевидной причине, а Хазан… Хазан была слишком красива, слишком заметна,, слишком незабываема для того, чтобы рисковать. Ее фотографии появлялись в газетах, да и так или иначе, была вероятность, что прокурор однажды увидит ее, узнает, узнает ее фамилию, ту же фамилию, что носит Джемиле, и все поймет.
И к тому же, в чем Мехмет не хотел признаваться себе, он не мог и подумать о том, чтобы позволить его женщине флиртовать с другим мужчиной, пусть фальшиво, пусть для дела, пусть ненавидя его, но флиртовать.
«Его женщине».
Мехмет передернул плечами, думая об этом.
Они с Хазан не ставили отметок на своих отношениях. Что у них было? Тайный роман? Непристойная связь? Любовные отношения? Что? Были ли они друг у друга? Была ли она его женщиной, или просто… «Просто»?
О себе Мехмет мог сказать точно. Она не была для него «просто». Он не был человеком, который мог бы быть с кем-то «просто». Он уже знал, что рухнул в это весь и до конца и вряд ли когда-нибудь выберется, не сможет, сломается, разобьется окончательно, потому что не надо, не надо было это начинать, потому что он знал, когда все закончится, он просто умрет.
Он только не знал, хочет ли она, чтобы это заканчивалось. Считает ли она, что что-то начиналось.
Они не скрывали своих отношений. То есть, они не делали осознанных шагов, чтобы скрывать свои отношения.
Они никому не говорили. Но какая разница? Синан знал, а остальным и знать было ни к чему.
Они не держались за руки, не прикасались друг к другу при других, но так они и не были людьми, которые станут демонстрировать свои отношения публично, словно глупые подростки.
Они не говорили ни слова об их отношениях и не прикасались друг к другу в офисе, потому что это офис, это работа, и это не место для подобного.
Да, кто-то что-то подозревал, думал Мехмет, когда замечал нарочито отсутствующий взгляд Дерин, ассистентки Хазан, или усмешку Джемиле, но они не подтверждали ничего.
Потому что это не было их дело.
Хазан не делала первого шага для этого, не заговаривала, ничем не выдавала, что хотела бы этого, а он не хотел впутывать ее в то, чего она не хотела.
Он свалился слишком глубоко, но он не хотел тянуть ее за собой. Если она захочет выпустить его руку, он отпустит ее, пусть даже это будет значить, что он утонет.
Но когда все закончится, подумал он, когда все закончится, когда Синана выпустят, когда закончится эта глупая история с госпожой Джемиле, когда Гекхан помирится с отцом, он задаст Хазан вопрос. Что у них, что у нее с ним, «просто» ли это, или она тоже упала в это с головой.
В любовь.
Он спросит ее. И тогда, может быть, если она ответит…. Тогда он расскажет ей все. Не сможет скрывать.
Но пока надо было хотя бы закончить это дело с госпожой Джемиле.
Шаг первый. Сумка.
***
– Придержите лифт! – Звонкий женский голос вырвал Ахмета из задумчивости, и он протянул руку, придерживая дверцу лифта. – Спасибо! – В кабину лифта ворвалась худенькая девушка, ослепительно улыбаясь ему. – Вы знаете, что это очень опасно, так придерживать дверь лифта? Вам может защемить руку. По правилам безопасности полагается жать кнопку открытия двери.
– Неужели? – Ахмет приподнял брови, насмешливо глядя на девушку, но та только еще шире улыбнулась.
– Но я польщена, что вы пошли на такой риск ради меня!
Ахмет коротко хохотнул, глядя на девушку.
– Вы здесь живете? – Спросила девушка, и он самодовольно кивнул. Да, живет. Ахмет Гючлю вырвался из нищеты, хвала Аллаху, живет в таком замечательном комплексе. – Значит мы с вами соседи, я тут тоже живу, переехала на этой неделе. Ну, еще не совсем переехала, – она показала сумку и чемодан, которые втащила в лифт за собой. – Меня зовут Сибель, – сказала она, протягивая руку.
– Ахмет, – прокурор улыбнулся, пожимая ее и разглядывая девушку. Она не была особенно молоденькой, за двадцать пять, подумал он, не сказать, чтобы очень красива. Хорошенькая, темные вьющиеся волосы, живые глаза, легкие на улыбку губы и явный интерес во взгляде. – Какой у вас этаж? – Спросил Ахмет, приглядываясь к очевидно дорогой одежде, и улыбка Сибель стала еще шире, хотя, казалось бы, куда?
– Двадцать пятый. Хотите помочь мне донести вещи? – Ее глаза загорелись озорным огнем, и Ахмет немного опешил. Девчонка была слишком уж прямолинейна на его взгляд, но с другой стороны, это же не была скромница из его района.
– Буду только рад, – он протянул руку к ее чемодану, когда двери лифта раскрылись, но она, заливаясь смехом, вдруг сунула ему в руки сумку, которую она несла.
– Ну уж нет, у чемодана есть колесики. Несите эту тяжесть, мой джентльмен.
И правда, она туда кирпичей наложила, что ли, сердито подумал Ахмет, шагая за ней к двери квартиры в конце коридора. Она подошла к двери, отпирая ее, и за открывшейся дверью Ахмет увидел коридор еще не обжитой квартиры, полной коробок. Сибель втолкнула внутрь чемодан и выхватила из его рук сумку.
– Что ж, мою квартиру вы теперь знаете, – ее зубастая улыбка, подумал Ахмет, почти ослепляла. – Буду рада вас в ней принять, когда устроюсь, Ахмет, – сказала она, чуть понизив голос, – но пока… Пока, простите, как не жаль, пока не могу принимать гостей в таком беспорядке – она указала на сваленные грудой коробки, и Ахмет согласно кивнул, разворачиваясь к лифту.
Через несколько часов он и думать забыл об этой милой девушке, вспомнил через неделю и постучал в ее дверь, и когда никто не открыл, забыл о ней вовсе.
Не такая уж она была незабываемая.
***
Раздался стук в дверь, и Хюсна пошла открывать. За дверью стоял довольно еще молодой, хотя и не слишком, мужчина, с темными волосами, с бородкой. Он поднял голову, и Хюсна удивилась, увидев его глаза, светлые, почти прозрачные, и пронзительные.
– Госпожа Демирдаг? – Спросил он, опять утыкаясь лицом в бумаги. – Тут написано, что в этом доме проживает семья Демирдаг. Если это не так, то вам следует немедленно обратиться в муниципалитет для обновления…
– Демирдаг, господин, Демирдаг, – Хюсна всполошилась, выходя за порог. – Я Хюсна Демирдаг, здесь семья Демирдаг живет.
– А, здравствуйте, госпожа Хюсна. Я из муниципалитета. Сегодня обхожу с инспекцией ваш район, проверяю дома, отвечают ли они условиям проживания, в особенности для детей.