Следом за Хазымом комнату покинули остальные члены правления, и вскорости в зале остались только Мехмет, Хазан и ее дядя. Хазан молча смотрела перед собой, и Мехмет смотрел на нее, ожидая ее слов, ее совета, ее решения.
– Это почти Уловка-22, солдафон, – вдруг сказал Кудрет, широко улыбаясь. – Отличная ловушка, молодец Хазым. Или ты заваливаешь все дело, и тогда лишаешься акций Синана, или, что маловероятно, выигрываешь, и тогда ставишь наш холдинг на грань разорения. Красота да и только.
Мехмет молчал, ожидая реакции Хазан, но она все молчала.
– Откажись, парень, – вдруг сказал Кудрет. – Ты все равно это не потянешь. Просто не сумеешь это выиграть, ты и так знаешь. Так что просто откажись и готовься к суду. Там будет шанс доказать, что отказ от безумной сделки не является признаком несостоятельности.
Мехмет с сомнением посмотрел на Кудрета. То, что он говорил, звучало логично, но…
Все смотрят направо, а ты идешь налево.
– Хазан, – тихо спросил он. – А что думаешь ты?
Она впервые посмотрела на него, ее взгляд был задумчивым, лицо нахмуренным.
– Я думаю, дядя прав, Мехмет.
Просто она знает, что в конце концов я всегда во всем прав.
Мехмет вдруг опять ощутил, как его окатила волна раздражения. «Конечно, твой дядя прав, конечно, кому еще ты веришь, кроме него».
– Что ж, спасибо за советы, – Мехмет криво улыбнулся, поднимаясь на ноги.
Он займется этим проектом. И будь что будет.
Комментарий к Часть 29
Kansas City Shuffle - https://www.youtube.com/watch?v=-xBad0Mi0x0
========== Часть 30 ==========
Было удивительно, что они встретились в лифте. Обычно к тому времени, когда Хазан появлялась в офисе, Мехмет уже работал, а когда она уходила, он все еще работал. Он полностью погрузился в проект по ипподрому, и Хазан испытывала от этого одновременно раздражение и страх.
Раздражение, потому что он не послушал ее и все же проглотил наживку дяди Хазыма. Это же была такая очевидная ловушка, ну зачем, зачем он на нее повелся? Кудрет предложил совершенно логичный и выгодный для всех выход из ситуации, и Хазан просто в бешенство приходила от того, что Мехмет его отверг. Уж не понятно было, какая была у него на то причина – задетое мужское эго не потерпело? Неумение оценивать риски? Просто глупость?
Нет, Мехмет был кем угодно, но не глупцом, но как еще оценивать его поведение? Он взялся за проект и вгрызся в него, словно в кость. Как один из директоров, он имел право на найм работников определенного уровня, и Хазан уже слышала, что он нанял несколько специалистов по ипподромам и конному спорту, и Хазан не была уверена, чем это поможет. У Коранов были не временные специалисты, у них были эксперты по проектам, связанным с конным спортом, черт побери, они перестраивали конюшни для одного из саудийских принцев, Хазан не помнила, которого из них, но зато помнила, что о конюшнях был материал на шесть полос в недавнем выпуске Global Architecture.
Но все же она испытывала страх. Страх, потому что иногда ей казалось, что он может выиграть. Она видела наметки его проекта, которые он разослал всем директорам, и Хазан недовольно прищурилась тогда, понимая, что он нашел подход, с которым можно работать. Могут ли Эгемены сделать проект дешевле Коранов? Вряд ли. Могут ли они обещать более инновационный и продвинутый вариант? Нет, конечно. Мехмет пошел категорически другим путем.
Традиции, общество и экология. Не модерн и инновации, а сохранение духа старого Рустемэфенди, отсылки к османским временам, экологически чистое строительство, социально значимый проект и бла-бла-бла. «Конный спорт – это мир традиций, осколок прошлого, мира, единого с природой». Это лежало в основе концепции.
Кораны так долго занимались конным спортом, что им уже не были интересны традиции, подумала Хазан, изучая их последние проекты. Их концепцией было «Конный спорт в будущее».
Идея о традициях могла сыграть в пользу холдинга Эгеменов, потому что речь идет о государственном заказе и о Рустемэфенди, ипподроме, построенном еще при Абдул-Хамиде Втором.
А если они выиграют проект? Что будет тогда? У них совсем нет свободных средств, им вообще не следовало начинать новых проектов крупнее какой-нибудь виллы, у них и так слишком много хлопот отнимает эта проклятая экологически чистая деревня возле Бахчекея, а теперь еще и это… И тоже экологически чистое, если Хазан еще раз это услышит, она точно сама напишет проект строительства с асбестом, и чтоб с загрязнением какого-нибудь водоема, ругалась она под нос.
Хазан читала его документы, но почти не видела его самого, а теперь она стояла рядом с ним и боялась взглянуть на него. Она почти уехала без него, двери уже закрывались, когда она увидела его лицо, и на долю секунды ей хотелось дать им закрыться, уехать без него, но она все же вытянула руку, останавливая лифт, позволила ему войти, и теперь стояла, молча, замерев, словно статуя, глядя прямо перед собой, словно видит что-то очень важное в гладкой поверхности этих самых проклятых дверей.
– Уходишь так рано? – Спросила она у двери и краем глаза увидела, что он тоже отвечает именно этой двери.
– Зайду к Синану, не был у него уже неделю.
Хазан кивнула. Синан ей это говорил, когда она навещала его позавчера. Бравада и храбрость первых недель прошла, с тревогой подумала она, и Синан начал дергаться, его начала по-настоящему угнетать несвобода, и теперь как никогда была нужна вся их помощь. Они старались быть рядом, навещать, отправлять посылки, письма. Было так странно, писать и читать настоящие письма, на бумаге, как в какие-то древние времена. Синан говорил, что если что-то понадобится очень срочно, то он мог рассчитывать на помощь одного из надзирателей, которого нашел Мехмет.
Мысль об отношениях Синана и Мехмета снова напомнила ей о том, о чем она не хотела, не желала думать, но постоянно возвращалась к этому, снова и снова, пытаясь заставить себя забыть об этом, снова и снова.
– Ты похудел, – сказала Хазан, повернувшись к нему, и он тоже быстро глянул на нее в ответ.
– Было много хлопот. – Он секунду помолчал. – Ты выглядишь прекрасно.
Хазан на секунду смешалась, потому что ей показался второй смысл в его словах. Что она выглядит хорошо, совсем не выглядит усталой и худой? «Ты не скучаешь? Не страдаешь? Тебе совсем не жаль?».
Конечно же он этого не говорил, просто сказал, что она выглядит прекрасно, обычный рядовой комплимент для коллеги.
Так? Ведь так?
«Я скучаю. И страдаю. И мне очень жаль».
– Спасибо.
Дверь лифта раскрылась на этаже подземной парковки, и они шаг в шаг пошли к своим машинам – даже их парковочные места располагались рядом. Обычно Хазан распоряжалась, чтобы ее машину подавали к главному входу, откуда забирали по утрам, но сегодня она вышла раньше обычного, собираясь навестить благотворительный фонд, в котором заседала ее мама, и теперь вот шла к машине рядом с ним, чувствуя запах его одеколона, того, который подарила ему она, почти ощущая тепло его тела, почти касаясь кистью кисти его руки.
– Передавай привет Синану.
– Обязательно.
Хазан едва сдержала желание закричать, когда он коротко кивнул ей и прошел к своей машине, открыл дверь, сел… Хазан опустилась на сиденье своей машины, сжимая зубы.
Даже в машине ей все напоминало о нем.
«Этого не может быть», – подумала она, глядя, как он проезжает мимо и трогаясь вслед за ним. «Он не может нам мстить. Это неправда».
Неправда.
Мама ошиблась. Дядя ошибся. Папа ничего такого не делал. Отец Мехмета умер от несчастного случая. Мехмет не знает ни о чем таком. Он не мстит им, не мстит, неправда. Он любит Синана как брата, он помогает Гекхану, ему нравится Селин, он…
Он был с Хазан. Он не такой человек. Он не стал бы заводить связь с женщиной, которой хотел бы отомстить.
Человек, который пережил ад на земле не стал бы опускаться до такого.
Мехмет не стал бы опускаться до такого. Он не стал бы мстить исподтишка, он вышел бы в открытом бою, глядя прямо в лицо своему врагу.