— Первый поросенок пошел на базар…
— Бога ради, мать твою! — заорала Элисон не своим голосом.
— И-и-и-звини! — пропела Колетт.
Рука Элисон прорвалась через кокон и вцепилась в стакан так, что у того стенки прогнулись. Элисон извернулась, прислонилась к спинке кровати и выдула полпорции одним глотком.
— Послушай, Колетт. Рассказать тебе о полиции? Рассказать тебе почему? Почему я не хочу иметь с ними дело?
— Полагаю, мне не отвертеться, — сказала Колетт. — Слушай, погоди секундочку. Сейчас…
— Ты знаешь Мерлена? — начала Эл.
— Погоди, — сказала Колетт. — Надо записать это.
— Ладно. Но поспеши.
Элисон допила бренди. Лицо ее немедленно вспыхнуло. Она откинула голову, и блестящие темные волосы рассыпались по подушкам.
— Ну что, ты готова?
— Почти, еще секунду — давай.
Щелк.
КОЛЕТТ: Итак, сегодня 6 сентября 1997 года, 10 часов 33 минуты вечера. Элисон рассказывает мне…
ЭЛИСОН: Ты знаешь Мерлена, Мерлена через «е»? Он говорит, что он детектив-медиум. Он говорит, что помогал полиции по всему юго-востоку. Говорит, они постоянно обращались к нему за помощью. И знаешь, где живет Мерлен? Он живет в доме на колесах.
КОЛЕТТ: И что?
ЭЛИСОН: Да то, что вот до чего доводит помощь полиции. У него даже нормального туалета нет.
КОЛЕТТ: Как трагично.
ЭЛИСОН: Ты смеешься, мисс Язва, но тебе бы это тоже пришлось не по вкусу. Он живет в пригороде Эйлсбери. И знаешь, каково это, помогать полиции?
Глаза Эл были закрыты. Она переживала — снова и снова — последние секунды жизни задушенного ребенка. Она вспомнила, как тонула вместе с машиной в водах канала, вспомнила, как очнулась в неглубокой могиле. Она на секунду задремала и проснулась, завернутая в одеяло, как сосиска в булочку; она пихала одеяло во все стороны, воевала за место и воздух, и она вспомнила, почему не могла дышать — потому что была мертва, потому что ее похоронили. Она подумала, я не могу больше об этом вспоминать, я на грани, на грани своего — и она шумно вздохнула и услышала щелк.
Колетт сидела рядом с ней и взволнованно приговаривала, о боже, Эл, склоняясь над ней. Дыхание Колетт касалось ее лица, пластиковое дыхание, не противное, но и не вполне естественное.
— Эл, у тебя что-то с сердцем?
Она почувствовала, как тоненькая, костлявая ладошка Колетт скользит под голову, приподнимает ее. Опершись на руку Колетт, она ощутила неожиданное облегчение. Она хватала воздух ртом, вздыхала, как новорожденный. Она распахнула глаза:
— Включай кассету.
Время завтракать. Колетт спустилась рано. Слушая голос Элисон на кассете — Эл плакала, как ребенок, говорила детским голоском, отвечая на призрачные вопросы, коих Колетт не слышала, — она обнаружила, как ее ладонь крадется к бутылке бренди. Глоток спиртного укрепил ее, но эффект был недолгим. Сейчас она чувствовала себя холодной и бледной, еще более холодной и бледной, чем обычно, и ее едва не вырвало, когда, войдя в столовую, она увидела, как Мерлин и Мерлен ковыряют черпаком в чане с тушеной фасолью.
— Ты как будто всю ночь не спала, — сообщила Джемма, пощипывая круассан.
— Я прекрасно себя чувствую, — огрызнулась Колетт.
Она огляделась по сторонам: свободного столика не было, а сидеть с парнями она не хотела. Колетт повелительно указала на кофейник, и официантка, подхватив его, заспешила к ним.
— Черный, пожалуйста.
— Ты не переносишь лактозу? — спросила Джемма. — Знаешь, соевое молоко очень даже ничего.
— Мне нравится черный кофе.
— А где Элисон?
— Причесывается.
— Я думала, это твоя работа.
— Я деловой партнер, а не горничная.
Уголки рта Джеммы опустились. Она заговорщически пихнула Кару локтем, но та разворачивала газеты в поисках фотографий с похорон. Вошла Мэнди Кафлэн. Глаза у нее были красные, губы поджаты.
— Еще одна не выспалась, — отметила Джемма. — Принцесса?
— Моррис, — сообщила Мэнди. Она раздраженно изучила ассортимент и кинула на стол банан. — Я всю ночь вела незримый бой.
— Чай или кофе? — поинтересовалась официантка.
— А крысиного яда у вас нет? — спросила Мэнди. — Ночью он бы мне пригодился для этого маленького ублюдка Морриса. Знаете, мне жаль Элисон, правда жаль, ни за какие шиши я не согласилась бы поменяться с ней местами. Но почему она не приглядывает за ним? Только я забралась в постель, как он уже тут как тут и пытается стащить с меня одеяло.
— Ты ему всегда нравилась, — заметила Кара, листая газету. — О-о-о, вы только посмотрите на бедного крошку, принца Гарри. Взгляните на его личико, дай ему бог здоровья.
— Дергал одеяло часов до трех утра. Думала, он ушел, вылезла из постели сходить пописать, а он как выпрыгнет из-за занавески и хвать грязной лапой меня за ночнушку.
— Да, он это любит, — поддержала Колетт. — Прятаться за занавесками. Элисон говорит, ее это очень раздражает.
Через секунду вошла зеленая Элисон, морщась.
— Бедненькая моя, — выдохнула Мэнди. — Вы только посмотрите на нее.
— Похоже, ты так и не сумела уложить волосы, — сочувственно произнесла Кара.
— По крайней мере, она не похожа на чертова эльфа, — отрезала Колетт.
— Чай, кофе? — спросила официантка.
Эл выдвинула стул и тяжело села.
— Потом переоденусь, — объяснила она свой вид. — Ночью мне было плохо.
— Слишком много красного, — сказала Джемма. — Ты ушла вдрызг пьяная.
— Слишком много всего, — возразила Эл.
Ее унылый взгляд опустился и застыл на тарелке кукурузных хлопьев, которую поставила перед ней Колетт. Она механически взяла ложку.
— Как мило, — отметила Джемма. — Она приносит тебе завтрак. Хотя утверждает, что не горничная.
— Не пора ли тебе заткнуться? — не выдержала Колетт. — Дай ей минутку посидеть спокойно и съесть что-нибудь.
— Мэнди… — начала Элисон.
Мэнди махнула рукой.
— Збуть, — сказала она со ртом, полным мюсли. — Еунда. Ты не иноата.
— Но я виновата, — настаивала Эл.
Мэнди проглотила. Она помахала рукой, словно сушила лак.
— Поговорим об этом позже. В конце концов, мы можем жить в разных отелях.
— Надеюсь, до этого не дойдет.
— Ты выглядишь совсем измотанной, — заметила Мэнди. — Я сочувствую тебе, Эл, правда.
— Мы не спали, говорили допоздна с Колетт. И другие люди встревали в наш разговор, те, кого я знала ребенком. И помнишь, я сказала, что военные мучают меня? Дело в том, что они прорвались и раздробили мне ступни. Пришлось выпить две таблетки анальгетика. Вырубилась только на рассвете. И тут пришел Моррис. Выдернул подушку у меня из-под головы и начал хвастаться прямо в ухо.
— Хвастаться? — не поняла Джемма.
— Насчет того, что он делал с Мэнди. Извини, Мэнди. Я не… в смысле, я ему не верю, ты не думай.
— Если бы он был мой, — заявила Джемма, — я бы изгнала его как беса.
Кара покачала головой.
— Знаешь, ты смогла бы контролировать Морриса, если бы окружила его безоговорочной любовью.
— Томатного сока, Элисон? — спросила Колетт.
Элисон покачала головой и опустила ложку.
— Думаю, сегодня опять будет сплошная принцесса.
— Рутина, — согласился Мерлин.
— Сплошные сопли и вопли, — поморщилась Эл. — Они вообще думают, каково нам? Вперед и фьють. Вниз головой в их дерьмо. Как туалетный ершик.
— Что ж, такова жизнь, Эл, — сказала Мэнди Кафлэн, а изумленная Кара уронила нож на цветную статью в «Дейли мейл» и испачкала маслом принца Уэльского.
Прошлым вечером, в субботу, первой картой Эл выложила валета кубков — символ ее бледной компаньонки, символ женщины, которая появилась в раскладе в виндзорском отеле «Олень и подвязка» в то утро, когда Элисон впервые увидела Колетт. Светлые волосы, бесцветные глаза с красными ободками, как у какого-нибудь маленького и суетливого домашнего зверька, к которому надо относиться с добротой.
Она посмотрела на клиентку, которая сидела перед ней и хлюпала носом. То, что Эл увидела в картах, относилось к ней самой, но никак не к этой женщине. Нельзя навязывать свою волю картам — они говорят лишь то, что сами хотят сказать. А вот и король мечей, перевернутый: возможно, как же там его зовут… Гэвин. Колетт жаждет, чтобы в ее жизнь вошел мужчина. Ночами Эл чувствует это, в квартире в Уэксхэме, тонкий шлейф желания за оштукатуренной стеной. Маленькие усердные пальчики Колетт в поисках одинокого наслаждения… Какой поворот судьбы привел Колетт ко мне? Я съехалась с ней для собственной выгоды, выгоды, пока неведомой даже мне самой, ради цели, которая со временем прояснится? Она прогнала эту мысль, вместе с сопутствующим ей чувством вины. Я не могу поступать иначе. Мне надо жить. Надо защищать себя. И если даже за ее счет… что с того? Что мне до Колетт? Если Мэнди Кафлэн предложит ей условия получше, она тут же рванет, задрав хвост, запихает пожитки в эту свою сумищу и умчится ближайшим поездом до Брайтона и Хоува. По крайней мере, надеюсь, что поездом. Надеюсь, она не сопрет мою машину.