Выбрать главу

Впервые обнаружив это, она не смогла заставить себя вымыть посуду. Спустя три дня мать заявила: «Я доберусь до тебя, юная леди», и помчалась за ней с пластиковым шнуром для белья. Решая, избить ли ей дочь, связать или, может, повесить, Эмми покачнулась и упала. Элисон вздохнула и перешагнула через нее. Она взялась за конец шнура и дернула, фут за футом, дюйм за дюймом, вытягивая его из безвольной руки Эмми. После чего отнесла веревку на улицу и водрузила на место, зацепив за крюк, вбитый в кирпичную стену, и косой столб, утопавший в траве.

В сумерках луна поднималась над Олдершотом. Шнур был жесткий, и завязанные неумелой девичьей рукой узлы тут же ослабли. Несколько духов, трепеща, опустились на веревку и с визгом упорхнули прочь, когда она провисла и закачалась под их ногами. Глумясь, Эл бросила камень им вслед. Тогда она была совсем еще ребенком.

Поначалу Моррис высмеивал новый дом:

— Шикарная хата, правда? Вы здорово прибираетесь за мной, гусыни.

Потом начал угрожать ей:

— Я тебя уничтожу, наглая сука. Я тебя прикончу. Я тебя прожую и выплюну. Однажды ночью я загляну к тебе, и утром от тебя останутся только драные подштанники. Не думай, что я не делал этого раньше.

— Кого? — спросила она. — Кого ты прикончил?

— Глорию, например. Помнишь ее? Рыжую шлюху.

— Но ты тогда был жив, Моррис. Кто угодно может убить человека ножом или топором, но как ты проделаешь это своими призрачными руками? Твоя память слабеет. Ты забываешь, что к чему. Ты слишком долго шатался по свету. — Она говорила с ним грубо, как мужчина с мужчиной, как Айткенсайд мог бы говорить. — Ты таешь, приятель. И быстро таешь.

Тогда он принялся уговаривать ее:

— Мы хотим вернуться обратно в Уэксхэм. Уэксхэм — такое милое местечко. Нам нравилось ездить в Слау, потому что мы могли отправиться на собачьи бега, туда, где они раньше были. Нам нравилось, что там можно устроить бой, но теперь шиш, никаких больше драк. Тут нет ни кусочка земли, чтобы устроить петушиный бой. Юный Дин любит лямзить машины, но черта с два их теперь слямзишь, сраные ублюдки понавесили сигнализаций, а Дин не умеет отключать сигнализации, он всего лишь ребенок, не научился еще. Донни Айткенсайд говорит, мы никогда не найдем Макартура, если останемся в этих краях. Он говорит, мы никогда не уломаем Кифа Кэпстика поселиться здесь, Киф, он любит поскандалить и пошуметь. — Моррис начал скулить и хныкать. — Допустим, я получил посылочку. И где мне ее хранить, мою посылочку?

— Какую еще посылочку? — спросила Эл.

— Допустим, я получил товар? Допустим, я получил груз? Допустим, я должен покараулить пару коробок или ящиков. Чтобы помочь своим друзьям. Никогда не знаешь, когда приятель придет к тебе и скажет, Моррис, Моррис, старина, ты бы не мог присмотреть за этой штукой ради меня, не спрашивай меня ни о чем, чтобы мне не пришлось врать?

— Тебе? Да ты, кроме вранья, ничего в жизни и не слышал.

— И если это случится, где мне положить их? Ответь мне, детка.

— Может, попросту скажешь ему «нет»? — предложила Элисон.

— Скажу ему «нет», скажу «нет»? Разве так поступают с друзьями? — возмутился Моррис. — Если старая жердь попросит тебя, последи за этой коробкой ради меня, разве ты откажешь ей, разве ты скажешь, Колетт, подруга, нет, не могу?

— Не исключено.

— Но что, если Ник попросит тебя? Что, если старый Ник собственной персоной придет к тебе с предложением, что, если он скажет, я беру тебя в дело, подруга, доверься мне и не ошибешься, что, если он скажет, от разговоров мало проку, что, если он скажет, я не забуду, что ты помогла мне?

— Какое мне дело до Ника? Я и пальцем ради него не пошевелю.

— Да такое, что Ник не спрашивает, он приказывает. Такое, что Ник подвешивает тебя на дереве и стреляет по коленям, я видел, как он это делал. Такое, что Нику нельзя сказать «нет», если не хочешь остаться калекой. Я видел, как он карандашом выдавил человеку глаз. Выдавил бы, если б глаз там еще был.

— Так вот что случилось с Макартуром? Ты сказал, у него всего один глаз.

Лицо Морриса приобрело глумливое, недоверчивое выражение.

— Не надо строить из себя целку, — сказал он. — Ты, злобная шлюха. Ты прекрасно, блин, знаешь, как он остался без глаза. — Ворча, он направился к дверям в сад и обмотал голову занавеской. — Выламывается передо мной, строит из себя целку, хрена лысого, так я тебе и поверил. Расскажи это Дину, расскажи дурачку какому-нибудь, может, он тебе и поверит, а я тебе не верю. Я был там, подруга. Ты заявляешь, моя память слабеет. Но со мной все в порядке, я тебе говорю. Это с тобой, похоже, что-то не так. Я, блин, никогда не забуду, как его глаз брызнул во все стороны. Такое не забывается.

А он как будто напуган, подумала Эл. Перед тем как лечь спать, она помедлила у двери Колетт (вторая спальня, отдельный душ). Она хотела бы сказать, иногда мне одиноко и — печально, но факт — мне нужно, чтобы рядом был кто-то живой. А Колетт живая? Ну, почти. Она ощутила разверзшуюся пропасть внутри, невосполнимую пустоту утраты, как если бы дверь в ее солнечном сплетении распахнулась в пустую комнату или на сцену, ждущую начала пьесы.

В день, когда Моррис заявил, что уходит, она немедленно принялась разносить потрясающую весть.

— Его отзывают, — сказала она. — Правда здорово?

Улыбка не сходила с ее лица. Она словно бурлила изнутри.

— О, просто чудесно, — согласилась Мэнди по телефону. — В смысле, это прекрасная новость для всех, Эл. Мерлин сказал, что у него лопнуло терпение, и Мерлен тоже. Твой Моррис отвратительно вел себя с ним, он ужасно расстроил меня в ночь похорон Ди. С тех пор я никак не могу отмыться. Что ж, полагаю, ты тоже?

— Как по-твоему, он не шутит? — засомневалась Эл, но Мэнди уверила ее, что нет.

— Настало его время, Эл. Его тянет к свету. Он не сможет устоять, клянусь. Пора ему вырваться из порочного круга преступлений и завязать с омерзительным поведением. Он пойдет вперед. Вот увидишь.

Колетт на кухне собиралась пить кофе без кофеина. Эл сказала ей, Моррис уходит. Его отзывают. Колетт выгнула брови и спросила:

— Кто отзывает?

— Не знаю, но он говорит, что поступил на курсы. Я посоветовалась с Мэнди, она считает, это значит, что он переходит на высший уровень.

Колетт барабанила пальцами и ждала, пока закипит чайник.

— Это значит, больше он не будет нас доставать?

— Он клянется, что уходит сегодня.

— Надеюсь, это курсы с предоставлением жилья?

— Думаю, да.

— И надолго он уходит? Он вернется?

— Понятия не имею. Но вряд ли он вернется в окрестности Уокинга. Духи обычно не возвращаются. Я никогда о подобном не слышала. Когда он приблизится к свету, он сможет… — Она озадаченно смолкла. — Сможет сделать то, что делают они все, — наконец сказала она. — Не знаю. Растаять. Испариться.

Чайник, щелкнув, выключился.

— А все эти люди, о которых он говорит, — Дин и остальная шайка-лейка на заднем сиденье нашей машины — они тоже растают?

— Насчет Дина не знаю. Он не кажется особо развитым. Но да, по-моему, именно Моррис привлекает их, а не я, так что уйдет он — уйдут и они все. Понимаешь, возможно, тому Моррису, что мы знали, пришел конец. Однажды это должно было случиться.

— И что дальше? Как это будет?

— Ну, это будет тихо. Мы сможем немного отдохнуть, я смогу спать по ночам.

— Отодвинься, пожалуйста, — попросила Колетт, — а то я холодильник не могу открыть. Ты ведь не отойдешь от дел, правда?

— Если я отойду от дел, на что я буду жить?

— Мне нужно только молоко. Спасибо. Но как же быть с духовным проводником?

— Другой появится со дня на день. Или твоего одолжу.

Колетт чуть не уронила пакет молока.

— Моего?

— Разве я тебе не сказала?

Колетт, похоже, была в ужасе.

— Но кто он?

— Не он, а она. Морин Харрисон, так ее зовут.

Колетт залила молоком всю псевдогранитную столешницу и тупо смотрела, как оно стекает на пол.

— Кто это? Я ее не знаю. Я не знаю никого с таким именем.

— А ты и не должна. Она умерла еще до твоего рождения. На самом деле я далеко не сразу нашла ее, но ее бедная старинная подружка без конца околачивалась вокруг и спрашивала насчет Морин. Так что я подумала, отчего бы не сделать доброе дело и не соединить их вновь. Ладно, я должна была тебе сказать! Должна была упомянуть об этом. Ну и что с того? Это ничего не меняет. Слушай, расслабься, она не причинит тебе вреда, она всего лишь одна из тех старушек, что вечно теряют пуговицы от кофт.