Она стояла у окна и смотрела на Адмирал-драйв. Одинокая машина бороздила детскую площадку, вспахивая грязь. Строители в какой-то момент залили ее асфальтом, но вскоре асфальт вздулся, пошли трещины, и соседи глазели на них, опершись на временный забор; неделю-другую спустя через щебенку пробились сорняки, и рабочие вернулись, чтобы раздолбать асфальт отбойными молотками, выкопать камни и оставить голую землю, как прежде.
Иногда соседи приставали к рабочим с вопросами, перекрикивая шум машин, но ответы всякий раз были разными. Местная пресса подозрительно молчала, и молчание это одни объясняли глупостью, а другие — подкупом. Время от времени снова всплывали слухи о горце. «Горец не уничтожишь, — утверждал Эван. — Особенно если это горец-мутант». Белых червей, однако, пока не видели, по крайней мере, никто в этом не признавался. Жители были сбиты с толку и чувствовали, что угодили в ловушку. Они не стремились привлекать внимание широкой общественности и тем не менее хотели подать на кого-нибудь в суд, полагая это своим неотъемлемым правом.
Эл заметила на детской площадке Марта. Он был в своей шапке каменщика и возник столь внезапно и относительно близко, что она на секунду поверила, будто он вылез из одного из потайных ходов, о которых судачили соседи.
— Как дела? — крикнул он.
— Неплохо.
Ее ноги шли одновременно во все стороны, но если шагнуть влево, а потом резко поменять курс, то вполне можно изловчиться и спуститься к нему вниз по холму.
— Ты здесь работаешь, Март?
— Меня поставили копать, — похвастался он. — Мы восстанавливаем, в этом суть и описание работы. У вас когда-нибудь было описание работы?
— Нет, у меня нет, — ответила она. — Я его составляю по ходу дела. И что вы восстанавливаете?
— Видите почву? — Он ткнул пальцем в кучу земли. — Эту мы вынимаем. А эту видите? — Он ткнул пальцем в другую кучу земли, на вид совершенно неотличимую. — А это то, что мы кладем взамен.
— И на кого ты работаешь?
Март словно испугался.
— По субподряду. Платят наличными.
— Где ты живешь?
— У Пинто. У него снова настелили пол.
— Так значит, вы избавились от крыс?
— Наконец-то. Пришел какой-то цыган с собакой.
— Цыган?
— Ну да. Цыган.
— Как его зовут?
— Он не сказал. Пинто познакомился с ним в баре.
Эл подумала, если человек всегда в радиусе трех футов от крысы — или двух? — что думают по этому поводу крысы? Они дрожат всю жизнь от страха? Рассказывают друг другу кошмарные истории о цыгане с терьером на поводке?
— А как там старый сарай? — спросил Март. Он как будто говорил о глупой юношеской выходке.
— Да особо не изменился.
— Я думал, может, переночую там как-нибудь. Если ваша подруга не слишком против.
— Она против, и слишком. Как и соседи. Они думают, ты беженец.
— Да ладно вам, миссис, — уговаривал Март. — Я просто на случай, если Пинто попросит, Март, сходи, прогуляйся. Поболтаем с вами, как прежде. А если вы раздобудете денег, я принесу ужин.
— Ты не забываешь принимать таблетки, Март?
— Когда как. Их надо принимать после еды. А я не всегда ем вовремя. Не то что когда жил в вашем сарае, и вы приносили мне поднос и напоминали о таблетках.
— Но ты же знаешь, это не могло продолжаться.
— Из-за вашей подруги.
Продолжу делать добрые дела, подумала она.
— Жди здесь, Март, — сказала она.
Эл пошла в дом и вытащила двадцатку из кошелька. Когда она вернулась, Март сидел на земле.
— Скоро трубы будут промывать, — сообщил Март. — Потому что все жалуются и беспокоятся.
— Лучше делай вид, что работаешь, — посоветовала она. — Не то тебя уволят.
— Парни ушли на обед, — объяснил Март. — А я не могу.
— Теперь можешь. — Она протянула ему банкноту.
Март уставился на нее. Эл решила, он сейчас скажет, но это же не обед. Она пояснила:
— Это символ обеда. Купи что захочешь.
— Но мне запрещено там появляться.
— Пусть приятели купят тебе поесть.
— Лучше бы вы приготовили мне обед.
— Возможно, но этому не бывать.
Она развернулась и побрела прочь. Я хочу сделать доброе дело. Но… Нечего ему тут болтаться. На пороге «Коллингвуда» она обернулась и посмотрела на него. Он снова сидел на куче свежевыкопанной земли, словно помощник могильщика. Можно всю жизнь пытаться привести Марта в порядок. Но незачем, да и бесполезно. Он словно разгадка неведомой тайны из обрывков и осколков прошлого, отголосков чужих фраз. Он как картина, у которой не знаешь где верх. Он — ходячая головоломка, которую нужно собрать из кусочков, но крышка-образец потеряна.
Эл закрывала парадную дверь, когда он позвал ее. Она вышла. Он вприпрыжку бежал к ней, зажав двадцатку в кулаке.
— Совсем забыл спросить. В случае атаки террористов могу я спрятаться в вашем сарае?
— Март, — предупреждающе сказала она и начала закрывать дверь.
— Нет, но, — не унимался он, — об этом говорили на «Стороже соседского дома» на прошлой неделе.
Она уставилась на него.
— Ты был на собрании?
— Я прокрался за кулисы.
— Но зачем?
— Чтобы проследить за Делингбоулом.
— Понятно.
— И на лекции сказали, что в случае атаки террористов или ядерного взрыва надо зайти в дом.
— Звучит разумно.
— Так что если произойдет что-нибудь в этом духе, могу я вернуться и пожить в сарае? Надо запастись аптечкой первой помощи, не забыть ножницы, заводное радио, что бы это ни было, банки с тунцом и фасолью, они у меня есть, ну и консервный нож, чтобы их открывать.
— А дальше что делать? — Она подумала, зря я не пошла на это собрание.
— Сидеть смирно, слушать радио и есть фасоль.
— До каких пор?
— Чего?
— В смысле, когда можно будет выйти на улицу?
Март пожал плечами.
— Наверное, когда Делингбоул зайдет и скажет, что пора. Но мне он может так и не сказать, потому что он меня ненавидит. Так что я попросту умру с голоду.
Элисон вздохнула. Март вылупился на нее своими желтоватыми глазами из-под шапки каменщика.
— Ладно, — согласилась она. — Давай так. Если вдруг атака террористов или ядерный взрыв — забудь о сарае, приходи жить к нам в дом.
— Но она меня не пустит.
— Я скажу, что ты мой гость.
— Ей это без разницы.
А он не глуп, подумала Эл.
— Здесь был парень, — сообщил он, — искал вас. Вчера. В фургоне.
— А, это, наверное, курьер, — предположила она. Они ожидали очередные наборы для вечеринок из Труро.
— Вас не было дома.
— Странно, что он не оставил карточки. Разве что Колетт забрала ее и ничего мне не сказала.
— Ни карточки, ни следа, — согласился Март. — Как насчет чая? — Он похлопал себя по животу.
— Март, иди на место и копай. Настало время испытаний. Мы все должны хоть немного постараться.
— Разве вы мне не поможете?
— Копать? Слушай, Март, я работаю дома, кесарю кесарево, я сижу тут и зарабатываю, чтобы потом дать тебе двадцатку. Что скажут твои приятели, если вернутся и увидят, как я делаю за тебя твою работу? Они посмеются над тобой.
— Они все равно надо мной посмеются.
— Лишь потому, что ты ничего не сделал. Надо иметь чувство собственного достоинства. Это очень важно.
— Правда?
— Да. Теперь это называется «самооценка», но суть одна. Люди всегда стараются отнять ее у тебя. Не позволяй им. Ты должен иметь характер. Гордость. Итак! Понял? Иди копай! — Она потопала прочь, затем обернулась. — Тот парень, Март, тот курьер, что было написано на его фургоне? — Тут ее осенило: — Ты вообще умеешь читать?
— Умею, — ответил Март, — только там нечего читать было. Там не было ни имени его, ничего. Разве что грязь по бокам была.
— И что, он поговорил с тобой? У него была коробка, которую он хотел оставить, была у него папка или один из тех компьютеров, ну, знаешь, в которых надо расписаться?