— Еще! — распорядилась Вера. — Надо еще сахара!
В свои три года она командовала нами, как заправский генерал, и я готова была поклясться, что Энцо это нравится. Когда Вера становилась совсем строгой, он просто подхватывал ее, усаживал себе на плечи и уносил в сад — девочка заливалась восторженным хохотом, а Гвидо, глядя на это, постоянно тревожился:
— Осторожно, господин Энцо! Не уроните! — потом он оборачивался ко мне и сообщал: — Я всегда говорил это его отцу. И деду, и прадеду…
— И обязательно скажете нашим внукам и правнукам, — с нескрываемым теплом говорила я. — Обещайте, что скажете.
После того, как родилась Вера, я недолго сидела дома. Когда девочке исполнилось полгода, я вышла на работу в «Белую цаплю». Лука смастерил для Веры специальный стул: она сидела в нем, словно королева, наблюдая за тем, как трудятся ее верные подданные, и изредка стуча ложкой по столику и требуя чего-нибудь вкусненького. Тогда Сандро нес ей тарелку с пюре из брокколи — Вера обожала его — и с поклоном говорил:
— Ах, сухопутная моя девчуля, кушай на здоровье!
За это ему ласково прилетало ложкой по лбу — Сандро не возражал.
Торигроссо однажды тоже получил ложкой по лбу — Энцо пригласил его на обед, и полицмейстер захотел полюбопытствовать, а что же это кушает такая хорошая, такая славная маленькая девочка? Славная маленькая девочка тотчас же сказала:
— На! — и ложка полетела отработанным курсом. Полицмейстер потер лоб и заявил:
— Ну, решительная у вас девчонка растет! Надо ее к нам, это точно. В полиции такие смелые всегда нужны.
Почему бы и не полиция? Вера росла, в ней не было ни капли магии, зато смелости и упрямства хоть отбавляй — это было видно, когда она решительно шла через сад по своим детским делам вроде усаживания кукол на спину кошке или ловля лягушек в фонтане. Энцо смотрел на нее и говорил:
— Нет, ей точно нужна компания. Младший брат, например.
— Не боишься, что вдвоем они разрушат весь Марнахен? — спрашивала я.
— Не боюсь, — отвечал Энцо, и его лицо озаряла спокойная мечтательная улыбка. — Думаю, это будет очень интересно.
Потом он вынимал Веру из фонтана, освобождал кошку из цепких ручек и нес в комнату — приводить в порядок, а потом учить буквы и читать сказки. По вечерам мы усаживались в саду и пили чай с кексами: вот и сегодня Вера помогала мне их готовить.
— Смотри, что теперь делаем, — сказала я и показала дочке тарелку с подсушенными ягодами черники. — Припудрим их немного мукой. А потом аккуратно вмесим в тесто, чтобы ягодки не полопались.
— Поняла! — смело заявила Вера. Мы обсыпали мукой чернику и себя, с хохотом взяли ложки и принялись мешать: Вера старалась так, что даже высунула язык. Ни одна ягода не лопнула и не выпустила сок. Уложив в формочки пергаментные капсулы, мы стали заполнять их тестом.
— Ну вот, — сказала я, когда все было готово, и формочки отправились в духовку. — Сейчас они испекутся, мы их остудим и посыплем сахарной пудрой.
— И папе дадим! — сказала Вера. Я вывела ее из-за стола, и мы пошли умываться. — И Гвидо угостим! И дяде Андреа тоже положим!
В нашем мире жили кошки, кексы и друзья, любовь и тепло наших сердец. Этого хватало, чтобы делать его открытым, свободным и настоящим. Это было то, в чем нуждались все мы.
— Обязательно, — улыбнулась я, чувствуя, как в душе разливается тепло. — Нет ничего лучше хорошего черничного кекса для друзей, можешь мне поверить!