— Так и знал! — с удовольствием сказал старик. — Бегают-бегают вверх-вниз, а спросишь мармалату у них — нету! Буфеты-ы!
— Де-ед! — окликнул капитан, перегибаясь сверху через перильца. — А где же бригада?
— У меня нету, — сказал дед мстительно, всё ещё сердитый за мармелад. — Ты погуди ещё!
— «Погуди»! Как будто я не гудел!
Капитан обернулся, протянув руку в окошечко рубки, дал двойной прерывистый гудок.
— Оглохли там, — сердито вздохнул капитан. — Ты, дед, дорогу к лабазу знаешь? Покажешь? Кто-нибудь сбегает их там поторопить!
— А чё её показывать, она сама показывает. Вон просека, иди, прямо в лабаз и упрёшься. Тропинку, видишь, намяли, ещё как груза с берега туда таскали.
— Тебе прямо, а нам очень даже косо! — вмешался матрос. — Пойдём, покажешь!
— Говорят же тебе — прямо… А я ведь, пожалуй, с вами поеду — надо мне пожиток свой собрать. Принадлежности.
— Чего это тебя вдруг подхватило? «Малявин» за нами идёт, пристаня забирать будет.
— Без тебя знаю… А чего мне «Малявина» дожидаться?.. Вот соберусь — и с вами!
— Так пойти сходить? — спросил матрос у капитана.
— Сходи, сходи! Долго мы стоять дожидаться будем? Сходи, Кукин!
— А я можно с вами? — спросил Филипп и быстро пошёл рядом с матросом. — Что это за лабаз?
— Чёрт его знает, — на ходу отвечал матрос. — Нам нужно отсюда забрать строительную бригаду. Они тут лабаз строили и ещё чего-то. База какая-то, что ли. Изыскателей или геологов. А то топографов. Всякие тут бывают. А нам их с собой надо забирать… Гудят им, лешим, так ведь не слышат!
Навстречу им из лесу бежал парень в расстёгнутой меховой куртке, весёлый и красный. Ещё издали кричал:
— Слышим, слышим… Сей минут все уже двигаются!
— Давайте-ка пошевеливайтесь! Оставим вас тут зимовать, узнаете…
— Мы и то слушаем, заунывный голос подаёте — аж испугались!
— Зевайте больше, вот уйдём, будете тут куковать до весны!
Парень засмеялся: он, видно, радовался, что кончили работу и теперь им пора уезжать. Слышно было, как гремели железом где-то рядом за деревьями. Потом увидели уже одетых с мешками и баульчиками двоих парней-плотников, дожидавшихся, пока третий, толстый, немолодой, закладывает железной полосой дверь рубленого из светлых свежих брёвен склада.
— Вот! — радостно сказал парень. — Зимовать нас грозятся тут оставить.
— А что? — щёлкая ключом в большом замке склада сказал толстый. — В городе мне теперь всю зиму тишина, тайга, медведи будут сниться. А тут сидючи, всякое кино снилось, шумное многолюдство. Вся и разница.
Филипп снял около лабаза рабочих с баульчиками, записал фамилию бригадира и пообещал, что напечатает их в журнале. Потом все пошли обратно к реке.
Дед-сторож выкатил на берег какую-то кадушку, побежал обратно в избу, притащил свёрток с одеялом и опять заметался в дверь и обратно, точно пожитки с пожара выносил.
Вдруг злобно плюнул, сел на кадушку и шапкой стал вытирать пот с разгорячённого лба:
— Нет, не поехал я с вами! «Малявина» буду ждать.
— Чего ж ты от нас отказываешься? — потешаясь, кричал с борта матрос. — Давай погрузим!
— И ну вас вовсе, — отмахнулся дед. — Тут кадушка с грибами не заложена. Пинжак весь перемнёшь… Петух, чёрт, куда-то смылся! И что я его держу, казнить надо таких петухов!
— Не поедете? — спросил вдруг Филипп, и сердце у него ёкнуло.
— Сказано, не поеду.
— «Малявин» завтра или послезавтра придёт вас забирать… А вы не против, если останусь у вас переночевать?
Дед посмотрел на его ладную курточку и аппарат и спросил:
— У тебя в багаже мармалату нету?
— Нет, — с сожалением сказал Филя. — Конфеты есть.
— Не надо мне конфет. Мне мармалат… А ночевать? Мне не жалко.
Филипп побежал на пароход за рюкзаком.
— Я останусь здесь! — радостно объяснил он студенту-геологу, с которым познакомился на пароходе. — А вы ведь дальше на самолёте до Новосибирска?..
Студент подтвердил, что летит самолётом, и охотно согласился оттуда отправить почтой бандероль с коробочками плёнки прямо в редакцию журнала в Москву.
Филипп печатными буквами надписал адрес, распрощался со студентом и пошёл в избу к деду-сторожу.
— Где мне можно будет тут устроиться на ночь?
— Плохо тебе на сене? — ворчливо и рассеянно бурчал дед. — Я сена вишь ты сколько накосил, насушил. А скажи ты, на кой мне сено? Что я его, на пароход навалю? Тьфу!
Теперь Филиппу пришло в голову, что хорошо бы написать ещё объяснительное письмо в редакцию, где и почему он задержался. Он присел на ящик и торопливо стал писать, не обращая внимания на крики и суету перед отходом парохода.