Филипп смеялся, отнимал карандаш, бельчонок прыгал к нему на плечо и дёргал за ухо — почему-то ему очень нравилось раскачивать мочку из стороны в сторону.
— Что ж ты мне писать не даёшь? — смеясь, спрашивал Филипп. — Разве я не правду пишу?.. Тут и про тебя…
И вдруг его собственный дневник стал казаться ему очень скучным и однообразным. Сидит человек в избе с распухшей ногой, ест вермишель, топит печку. Насколько интереснее живут сейчас, наверное, в лесу белки! Насколько интереснее было бы другим прочесть дневник какой-нибудь белки! Эх, если бы можно было хоть несколько дней побыть бельчонком!
Опять вспомнился рассказ матроса про несчастную беличью переправу. Мало-помалу он припомнил всё, что слышал про беличью жизнь, вспомнил и всех белок, которых встречал в своей жизни…
Довольно интересные, оказывается, были у него встречи — правда, давно. Тогда он был мальчишкой… Жил на даче и поочерёдно был то «затерянным на Тристан Д’Акунье», то просто одинокой букашкой, пробиравшейся мимо логовища страшного Букоеда, то даже соскучившимся маленьким домиком… Да, смешно вспомнить, но и это было.
А потом, как часто он представлял себя дедушкой! Владельцем старинной фотографии «ПРОГРЕСС-ИДЕАЛ»!.. До чего же это было интересно!..
Наверное, он и на самом деле пошёл в дедушку — тоже чудак!
Ведь стал он совсем взрослым человеком, пора бы презрительно посмеяться над детскими фантазиями, а он вот вспоминает и смеётся, но только от удовольствия и ни капельки не чувствует презрения! Ну ни малейшего!..
Наоборот, теперь ему до смерти хочется попробовать узнать, увидеть и почувствовать всё, что видит и чувствует белка! Побыть в беличьей шкурке!
Ещё он вспомнил десяток или два прочитанных научно-фантастических рассказов и статей. В них на все лады очень интересно люди рассуждали, как бы это нащупать путь общения с внеземными цивилизациями, например с какими-нибудь зелёными человечками с далёкой планеты.
Это, конечно, очень своевременно и правильно, но всё-таки до чего странный народ — люди! До сих пор не удосужились найти настоящих путей общения с белками, дельфинами, слонами или муравьями, и вот пожалуйста, скорей подавай им зелёных человечков!..
А ведь мы живём бок о бок с маленьким, удивительно безобидным народцем, который так и тянется к людям, сам первый протягивает нам лапку дружбы, всеми способами показывает, до чего ему хочется жить с нами в мире, а мы и внимания не обращаем…
У Черничкина, наверное, есть мама… Бабушка! Сестрёнка какая-нибудь!.. Ведь он ещё совсем молоденький — родился, скорей всего, весной. Радовался он весне? Конечно, радовался — все животные радуются! Весной в лесу праздник, ликование! Филипп долго сидел, улыбался и всё думал, думал, как выглядел бы дневник или заметки Черничных Глазок.
Многое стало приходить ему в голову, и однажды тёмным вечером, сидя при свете слабого огонька, под гудение ветра в трубе он начал писать. Название он придумал такое:
Глава 11. Дневник бельчонка Черничные Глазки. Перевод с беличьего. С примечаниями переводчика
Примечание переводчика:
Всё началось с того, что пришла весна. Кончились наконец дожди, без конца поливавшие землю. Лужи весело заблестели, и по ним забегали, заиграли солнечные зайчики.
Ныряя в прозрачном воздухе, ласточки второпях примётывали на живую нитку длинными стежками новенькое чисто-голубое полотнище весеннего неба на место старого, серого, совсем истрепавшегося за зиму.
Всё, что могло зазеленеть, зазеленело. Что не умело зеленеть — зачирикало, засвистело, запело.
А всё, что не умело петь, радостно заквакало, зажужжало, застрекотало или принялось похрюкивать, жмурясь на солнышке, помахивать хвостиками и валяться, почёсываясь, по молодой зелёной травке.
На опушке большого леса стоял старый каштан. Его большие лапчатые листья, которые долгое время бессильно свешивались вниз, точно дохлые утиные лапки, теперь вдруг набрались силы, распрямились, и очень скоро над ними поднялись пушистые нежные пирамидки бело-розовых цветочков.
— Весна! Весна! — стрекотала, суетясь по лесу, сорока. — Смотрите-ка, какие птенчики вылупились на каштане! Какие пушистые! Розовые!
Шершавый кабан, трусивший, сгорбись, по своим делам, боком покосился вверх и презрительно хрюкнул:
— Чушь! Чушь! Какие ещё птенчики!.. Просто у каштана народились молоденькие поросятки!
— Птенчики листьев! — лопотала упрямая сорока.