Выбрать главу

— Да… — чуть слышно ответила та. — Надо… Но я уже пришла…

Она, не двигаясь, долго смотрела нам вслед, когда мы пошли дальше, потом тихонько легла, прямо у подножия чужого дерева, в холодном чужом лесу. И те, кто шли следом за нами, обходили её, стараясь не смотреть.

И потом мы когда-то дошли до воды, такой широкой, что другой берег был плохо виден в тумане, но мы знали, что нужно всё равно идти прямо вперёд. Надо было входить в воду и плыть, а я даже не знал, умею ли я плавать. Я и воду-то видал только после дождя в лужах да в нашем ручейке.

Сестрёнка совсем перепугалась, так как очень ослабела от голода, и попятилась:

— Я не умею бегать по воде…

— Умеешь, — сказала бабушка, прыгнула в воду и поплыла.

Кто меня научил, я и сейчас не знаю, но, оказывается, мы все действительно здорово умеем плавать. И мы все поплыли… Скоро вся вода, которая называется «река», вокруг нас покрылась плывущими белками.

Впереди нас плыли белки, а сзади подходили всё новые, усталые, и в отчаянии, не раздумывая, входили, прыгали, падали в холодную воду и плыли, а другой берег был так далеко, что мы видели только верхушки больших деревьев над туманом, покрывавшим воду.

Мы плыли, гребли нашими лапками изо всех сил, но ведь они у нас такие маленькие по сравнению с бесконечной равниной воды!

Сперва я удивился — до чего я хорошо умею плавать! Меня это обрадовало. Ах, если бы мы были сытыми и неуставшими, мы отлично переплыли бы, может быть, две такие реки! Но наш народец так ослабел от голода во время долгого похода!

Я не хочу ничего вспоминать, я хочу позабыть, как мы плыли, подняв как можно выше хвосты — они у нас очень красивые и пушистые, но если хвост намокнет, он делается таким тяжёлым, что уже не удержишься на поверхности воды. Страшно было смотреть, как у одной, другой, третьей из плывущих белок мало-помалу хвостики опускались всё ниже, — это значило, у них кончаются силы… Потом хвост опускался на воду, и это был уже конец: бедняги ещё плыли, но всё медленнее, тяжелее и вдруг разом исчезали под водой. Одна, другая… а деревья на том берегу были ещё так далеко…

И тут мы во второй раз в жизни увидели людей!

Мы слышали шум, что-то стучало и как будто трясло воду. Запахло дымом. Потом показалась большая высокая человеческая хижина, она плыла прямо посередине реки, стучала и дымила, а за ней плыла низкая, другая, без дыма.

Люди нас заметили: они махали друг другу руками, галдели и перебегали с места на место, глядя, как мы плывём.

Мы чувствовали, что погибаем, лапки у нас уже еле шевелились и глубина реки тянула нас вниз, в холодную мокрую темноту, где, наверное, не было вовсе дна. А перед нами были люди, мы слышали их голоса, мы знали, что они сейчас набросятся на нас со своими палками, но в воде было ещё страшнее, и вот мы стали кое-как выкарабкиваться на большую низкую хижину — это было громадное человеческое гнездо (плавучее), посредине которого была насыпана большая гора песка.

Целой толпой белки, тяжело дыша, выползали перед нами и после нас, промокшие, обессиленные, с отяжелевшей шерстью, медленно взбирались на гору сухого песка и там ложились, садились, падали и оставались неподвижными.

Мы знали, что сейчас придут люди с палками, они уже приближались и галдели ужасными голосами: «Га!.. га!.. га!..»

Мы не двигались, мы ждали, дышали и смотрели, как они к нам идут.

Первым подбежал к нам человек с большим лицом, совсем лысым, без всякой шерсти. Он нагнулся, и схватил за хвост бабушку и мою сестрёнку, и высоко поднял их в воздух, и стал ими размахивать, что-то собираясь делать, наверное, ударить об землю, потому что палки у него не было.

Другие с высокой хижины ему что-то кричали злыми голосами — те были, наверное, ещё хуже гололицего. Потом подбежали ещё сразу двое с густой шерстью вокруг рта, и мы подумали — вот старые люди, эти уж самые злые. Они стали махать руками и оглушительно галдеть очень грубыми, сердитыми голосами — не знаю, есть ли у них настоящие слова или они просто так рычат, галдят «га-га-га!», но они как-то понимают друг друга.

Бородатый хотел отнять у лысомордого бабушку и сестрёнку для себя, и они ссорились, хотя кругом полным-полно было нашего брата и можно было хватать кого угодно. Хоть меня с мамой — мы сидели совсем у них под ногами.

И тут один бородатый вдруг размахнулся и — боп! — звонко шлёпнул того по его лысой морде, и с высоты дымящей хижины другие люди ещё громче закричали, и тогда лысомордый опустил руки и бородатый взял от него бабушку и сестрёнку. Сестрёнку он опустил на песок, а бабушку поднял к своему рту и посмотрел ей в глаза. И бабушка смотрела на него и не шевелилась, и тут все крики прекратились. Мы думали, он просто хочет откусить ей голову, но бородатый что-то пробурчал совсем не страшное, даже, пожалуй, ласковое.