О широте творческого диапазона в украинском портрете XVIII в. ярко свидетельствуют два изображения И. Галагана работы неизвестных художников. На одном из них, написанном около 1740 г., он представлен элегантным молодым человеком в мундире с шитыми золотом застежками, с перначом в правой руке (знак полковничьего звания); левой рукой он сжимает эфес сабли. Энергичное лицо хорошо выделяется на темном фоне. Особенно впечатляет проницательный спокойный взгляд его умных глаз. Несмотря на то, что художник пишет представителя казацкой верхушки, он отходит от шаблонной схемы репрезентативных официальных портретов и стремится представить человека привлекательного и физически и духовно как личность, а не как чванливого представителя господствующего класса. На другом портрете, исполненном другим неизвестным художником около 1762 г., И. Налагай изображен хотя и не очень старым, но с печатью усталости и увядания на осунувшемся лице. Все передано очень точно и документально: и пернач в руке, и мундир, и лицо, но без вдохновения, с протокольной тщательностью.
Автор «Портрета полковника Ефима Дарагана» (середина XVIII в.; ил. 67) весьма одарен и мастеровит. Он уверенно лепит светотенью довольно молодое холеное лицо портретируемого, но сходство передает только внешнее, без углубления психологической характеристики и раскрытия духовного облика. Но вместе с тем портрет Дарагана подкупает своей искренностью и чарует тем, что в нем гармонично соединены две тенденции, господствовавшие в украинском портрете того времени, — декоративная и документальная. Общий строй этого произведения декоративен, построен на сочетании красного цвета жупана (кафтана) и золота шитых орнаментов с темным тоном коричнево-красного фона, больших плоскостей с тщательно выписанными деталями.
В украинском искусстве XVIII–XIX вв. особое место занимает народная живопись, которой украшали стены хат, предметы быта и утвари. Среди этих памятников выделяются чрезвычайно популярные во всех слоях украинского общества картины «Казак Мамай». Иконография и тип изображенного на них казака-запорожца, вероятно, отвечали народным вкусам и эстетическим идеалам, представляя обобщенный, наиболее характерный национальный тип. Многие из них написаны мастерами, не имеющими профессиональной выучки, но ее отсутствие с лихвой окупается наивностью и искренностью живописного языка, иногда тонким задушевным юмором, с которым изображен герой. На большинстве этих картин архитектура, костюм и оружие казака, сбруя коня выписаны тщательно и исторически правдиво. Живопись многих из них строится на простых колористических сочетаниях, но всегда экспрессивна и декоративна. В Черниговском музее находится несколько картин с изображением казака Мамая. Все они близки своей иконографией, их отличают лишь некоторые своеобразные индивидуальные черты. Народные художники на протяжении XVIII–XIX вв., рисуя казака Мамая сидящим на земле и скрестившим ноги «по-восточному», повторяют в основном два иконографических варианта. В первом типе казак Мамай играет на бандуре, а во втором он сложил руки в мечтательном раздумье (ил. 64).
74. Памятник В. А. Антонову-Овсеенко. 1970. Скульптор Ф. Коцюбинский
75. Памятник В. М. Примакову. 1968. Скульптор Ф. Коцюбинский
76. И. Ягодовский. Административное здание. 1974
С учреждением в Петербурге в 1757 г. Всероссийской Академии художеств в искусстве насаждается стиль классицизма, но на Украине он становится господствующим только с самого конца XVIII в. Что бы ни предстояло художнику изобразить, все должно быть подчинено рассудочной гармонии, с четко выявленной симметрией и равновесием. Прозаическое и будничное должно быть приподнятым на котурны возвышенного. Поэтому часто в произведениях живописи, хотя и блестяще исполненных, не чувствуется дыхания живой жизни — она очищена от всего «земного, низменного». Реальные пейзажи превращали в абстрактные красивые композиции, «улучшали» неправильность, индивидуальную неповторимость лица, придавали ему строгую соразмерность по нормам классического искусства. В пейзаже также устранялось все то, что по понятиям эстетики классицизма было неприемлемым, «некрасивым». Но вместе с тем у правдивых и одаренных авторов за холодной внешностью изображения всегда чувствовалось искреннее отношение к природе.
77. П. Юзефович. Комплекс универмага «Дружба». 1974
В Черниговском музее хранится несколько картин художника А. Волоскова — «В Сокиренском парке», «Беседка», «Мостик», «Церковь» и «Дом Галагана в селе Лебединцы». Они исполнены, вероятно, в 50-60-е гг. XIX в. Для них характерны тщательная выписанность деталей, приподнятая романтичность, соединенная с известной долей интимности и лиризма в передаче ландшафта. Из произведений второй половины XIX в. наиболее интересны прекрасные пейзажи Н. Клодта, особенно поэтична его «Лесная поляна»; картина «Девочка в красном платке», вероятно принадлежащая кисти Н. Ге, отличается великолепной живописью, теплотой и искренней любовью к человеку. Из произведений искусства нашего времени заслуживает внимания батальная картина Н. Самокиша «Щорс в бою под Черниговом». Динамика, натиск красноармейцев переданы очень ярко и с высоким мастерством.
78. Памятник партизанам, погибшим в годы Великой Отечественной войны. 1975. Архитекторы О. Корнев, А. Меженный
В XVII–XVIII вв. Чернигов становится крупным центром прикладного декоративного искусства. Здесь процветают изготовление ковров, вышивка, ткачество, ювелирное и кузнечное дело, а также керамическое производство. В фондах Черниговского исторического музея собраны многочисленные образцы этих изделий. Упомянутые уже ранее древние памятники металлопластики свидетельствуют о высоком развитии ювелирного искусства на местной почве. Но после татаро- монгольского нашествия наблюдается упадок всех этих видов ремесел. Их новый расцвет начался уже после освободительной войны 1648–1654 гг. Этому способствовали подъем экономики, а также объединение мастеров и их помощников в цехи. Первое документальное известие о самостоятельном цехе ювелиров в Чернигове относится к XVIII в., но не исключено, что он возник значительно раньше, еще в XVII в. Большинство изделий ювелирного искусства, хранящихся ныне в музее, безымянно. Лишь на небольшом числе произведений есть имена или клейма мастеров с их инициалами. Из архивных документов известны имена некоторых ювелирных дел мастеров. Степан Кучерявый жил в 1739–1752 гг. на подворье Елецкого монастыря, он украшал оружие, а также изготовлял серебряные вещи. Федор Золотарь работал в Чернигове в 1768 г. и занимался золочением шейных женских украшений, дукатов. Мирон Курбатов имел в 1786 г. мастерскую и выполнял ювелирные работы на заказ. Некоторым ремесленникам удавалось стать довольно зажиточными людьми и даже занять видное общественное положение. Так, в 1767 г. среди депутатов от Чернигова в комиссии по «Сочинению уложения» упоминаются ювелиры Иван Золотарь и Семен Золотарь.
В произведениях ювелирного искусства XVIII в. заметно два стилистических направления. Одни мастера в своих изделиях сдержанно применяют гравировку, дополняя ее лишь в отдельных местах орнаментом очень низкого рельефа. Например, на лицевой доске переплета Евангелия, сделанного по заказу Дунина-Борковского, средник украшен гравированным распятием, фигурные наугольники — изображениями евангелистов, и только узенькие полоски по краям доски скромно орнаментированы. Вверху и внизу над и под распятием помещены рельефные головки херувимов. Нижняя доска имеет еще более простые украшения и незамысловатую композицию. В овальном медальоне в центре выгравировано изображение Богоматери Покрова, а по углам в кругах — святители.
Мастера другого стилистического направления вместо гравировки применяют невысокий рельеф. Примером может служить оклад Евангелия из Благовещенской церкви, изготовленный в 1683 г. по заказу Леонтия Полуботка, переяславского полковника. Серебряные позолоченные рельефные украшения великолепно выделяются на темно-фиолетовом бархате.