Майор остолбенел.
— Щепилла? — пролепетал он. — Щепилла?..
— Он самый, я его видел! — горячился поручик Пшевалинский. — Они остановились у квартирмейстера поручика Войниловича.
Майор встрепенулся. Он бросился к столу, на котором стояла принесенная из дому бутылка рома, дрожащими руками налил полстакана и выпил.
— Я их возьму живыми или мертвыми! — произнес он с важностью.
Майор немедленно стал действовать. Прежде всего он дал знать городничему и исправнику. Потом призвал дежурного по караулам подпоручика Быстрицкого, черноглазого офицерика с маленькими усиками, и приказал ему собрать взвод солдат, чтобы арестовать злодеев.
Подпоручик Быстрицкий серьезно выслушал приказание, а глаза его смеялись.
— Я рад, что вы сохраняете присутствие духа, подпоручик, — сказал майор.
И вот по направлению к квартире поручика Войниловича двинулось целое войско. Били барабаны. Впереди маршировал майор Трухин. За ним шагал со взводом солдат подпоручик Быстрицкий. В хвосте колонны шагал городничий, командуя ротой внутренней стражи и десятью инвалидами.
— Забыли артиллерию! — посмеивались солдаты.
Майор вошел в дом, держа наготове заряженный пистолет. За ним последовал подпоручик Быстрицкий с обнаженной шпагой.
Щепилла и Соловьев сидели в расстегнутых сюртуках на диване. Они курили трубки в ожидании своих лошадей и мирно беседовали с поручиком Войниловичем.
При входе майора Щепилла рванулся было с дивана. Но, взглянув на подпоручика Быстрицкого, он мигом успокоился, и широкое лицо его осветилось добродушной улыбкой.
— Вы арестованы, господа! — возвестил майор, выставив вперед пистолет. — Сопротивление бесполезно. Я пришел с воинской силой.
— Ладно, — сказал Щепилла. — Подчиняемся вашей воинской силе. Ведите нас на гауптвахту.
— Майор, вы неустрашимы! — добавил Соловьев.
«Эти бунтовщики совсем не так страшны», — решил про себя майор.
Майор принял строгие меры предосторожности. Соловьева он отвел на гауптвахту, а Щепиллу поместил отдельно в частном доме. Вокруг гауптвахты и частного дома были расставлены солдаты внутренней стражи под командой городничего и исправника.
Было отдано приказание к арестованным никого не подпускать и стрелять в них без сожаления, если они попытаются заговаривать с караульными.
Четвертая мушкетерская рота под командой штабс-капитана Маевского была послана на Богуславскую заставу. Шестая мушкетерская была распределена по караулам.
После этого майор велел подпоручику Быстрицкому отправиться в деревню Германовку и привести оттуда вторую мушкетерскую роту, начальником которой был Соловьев.
— Вы примете роту Соловьева, — сказал майор. — Соловьев, как изменник, отстраняется от командования. Я сделаю представление о вашем производстве в поручики и о назначении вас на должность ротного командира.
Подпоручик Быстрицкий. глядел на майора Трухина очень серьезно, но его маленькие усики подергивались от сдерживаемой улыбки.
Известия одно страшнее другого обрушивались на майора Трухина.
На крестьянской телеге прискакал из Ковалевки молоденький прапорщик князь Мещерский с ошеломляющим сообщением, что взбунтовалась стоявшая там вторая гренадерская рота и в полном составе присоединилась к шайке Муравьева.
Трепещущим голосом, с заплаканными глазами докладывал он, как было дело. Ротный командир поручик Петин, переодевшись в крестьянское платье, хотел убежать, но солдаты поймали его и силой принудили следовать за ними. И только ему одному удалось спрятаться в каком-то сарае.
— Там было очень холодно, — говорил молоденький прапорщик, моргая заплаканными глазами. — Но я готов на все, чтобы не изменить своему государю.
Вслед за тем приехал верхом приказчик помещика Добровольского с известием, что Муравьев, переночевав в Ковалевке, выступил сегодня до рассвета по Васильковской дороге.
— Холопы бунтуют, — говорил перепуганный приказчик. — Я едва удрал. Они бы убили меня.
Майор Трухин то впадал в столбняк, то начинал суетиться.
Все прошлые войны он прослужил в обозе. Теперь предстояло сражение, в котором он должен был показать себя полководцем.
Майор велел бить тревогу. Он сам расхаживал с барабанщиками по городу, распространяя повсюду смятение и ужас. Ему все казалось, что барабанят не так, как следует. Он отнял у одного барабанщика барабан и сам принялся барабанить. Солдаты смеялись. Евреи позакрывали свои лавки.
Час битвы между тем приближался. Командир четвертой мушкетерской роты штабс-капитан Маевский, занимавший со своей ротой Богуславскую заставу, прислал ефрейтора с донесением, что авангард Муравьева показался в нескольких верстах от города.
— Так что Сергей Иванович сами скоро прибудут в город! — лихо рапортовал ефрейтор с расползшейся во всю ширь лица улыбкой.
— Какой он тебе Сергей Иванович! — заорал майор Трухин и ударил ефрейтора кулаком по голове. — Он злодей и бунтовщик! Вот кто!
Ефрейтор отскочил, нагнулся за слетевшей фуражкой и снова выпрямился. В ухе гудело от майоровского кулака, но с лица все-таки не сходила улыбка.
А майор, бросив барабан, поспешил в штаб и приказал денщику подать себе обед. Денщик принес майору огромную миску щей и горшок гречневой каши. Перед ним стояла бутылка с остатками рома. Он вылил ее содержимое прямо в рот. После этого майор почувствовал прилив энергии. Он решил немедленно ехать на заставу и самому вести свои войска в бой. В одном расстегнутом мундире, без шинели он выскочил на улицу.
В городе было тихо. Барабаны умолкли. Караульные были на своих местах. Все было как следует.
Только за снежным горбом улицы, спускавшейся вниз, происходило какое-то движение. По улице в гору поднимались солдаты.
«Ага, еще рота идет на помощь! — подумал майор. — Какая же? Первая гренадерская, что ли, под командой капитана Козлова? Однако что же это значит?».
Майор был удивлен. Перед колонной размашистой походкой шагает высокий смуглый офицер. Да, точно: это Сухинов. Рядом с ним другой офицер, с большим ртом, оттопыренными губами и ясными голубыми глазами. Майор знает и его: это Бестужев, друг и приятель бунтовщика Муравьева.
Майор смотрел и не верил глазам. Нет никакого сомнения: это авангард злодейской шайки. Но как они очутились здесь, как вошли в город, когда не было слышно ни единого выстрела?
Все было так просто, как будто одна рота шла сменять другую для несения караульной службы в городе. Солдаты идут вольным шагом, но соблюдая полный порядок. Лица спокойные, серьезные — совсем не такие, какие должны быть у бунтовщиков.
Выпитый ром ударил майору в голову. Преисполнившись мужества, он ринулся навстречу колонне.
— Стой! — закричал он еще издалека. — Стой, подлецы!
Колонна продолжала идти.
— Ишь нос накрасил, гляди-кось! — раздался веселый голос среди солдат.
— Сволочи, канальи, негодяи, мерзавцы! — сыпал майор.
Колонна была уже совсем близко. Прямо на него надвигались смеющиеся лица Сухинова и Бестужева.
— Так-то вы исполняете верноподданническую присягу, данную его императорскому величеству государю императору Николаю Павловичу! — рявкнул майор, приняв грозную позу.
Он загородил солдатам дорогу. Передние ряды колонны остановились.
— Какое дакое величество! — крикнул один из передних рядов. — Николай Павлович твой под сапогом у нас — во как! — Он сплюнул и растер сапогом.
Майор рассвирепел и ринулся на солдата с кулаками.
— Забью плетьми каналью! — хрипел он. — Морду расквашу!
— Забью плетьми каналью! — хрипел майор.
Но чья-то крепкая рука схватила майора за шиворот. Майор сразу обмяк.