Обстоятельный источниковедческий анализ интересующих нас летописных текстов дан в этой книжке В. А. Кучкиным[619]. Уточнения хронологии событий, предложенных А. Н. Насоновым и Н. Г. Бережковым[620], сделаны В. А. Кучкиным весьма аргументированно, поэтому следует сразу обратиться к вопросу определения района нахождения географической номенклатуры летописного рассказа 1283–1284 гг. Лаврентьевской и Симеоновской летописей.
Источник недвусмысленно сообщает, что события происходили «в княжении Курскиа области», Ахмат был баскаком «Курьского княжениа». Он поставил две слободы «в отчине Олга князя Рылского и Ворголского… насилие творяху христианам, сущим Курскыя волости, около Воргола и около Рылска пусто сътвориша»[621]. После нападения Святослава Липовичского на ахматовых братьев жители баскаческих слобод бежали «к Курьску»[622]. Именно так понял имевшиеся в его распоряжении тексты составитель Никоновской летописи, назвав свое изложение «О Курском княжении». Будучи хорошо осведомлен о рязанской истории и географии и встретив в тексте знакомые по воронежским делам «Вороножьскыи леса», он счел необходимым внести уточнение: «…побежа въ Резань, въ лесы въ Вороножскиа»[623].
Основные этапы истории и контуры границ Курского княжества XII — начала XIII в. достаточно установлены[624], причем следует оговорить то, что восточные границы Курского княжества приведены довольно условно с учетом «буферной зоны» с Половецкой степью. Возможно, основная заселенная (по археологическим данным) часть княжества располагалась, как показывает А. В. Кашкин, несколько западнее указанной границы[625].
Во второй половине XIII в. северными и северо-восточными соседями курских князей были Ольговичи старшей ветви черниговских князей — князья глуховские и новосильские, а также Карачевские и козельские. Последним принадлежало и выделившееся позже Елецкое княжество, расположенное по реке Сосне и ее притокам. Южные границы Курского княжения определить на это время трудно, ибо значительные области южнорусских княжеств, соседствующие с Половецким Полем, отошли под непосредственное управление Орды (Поросье, например, Переяславль-Русский, часть черниговских и рязанских земель по верхнему Дону и Оке)[626].
По сути дела, степной коридор, поднимающийся к северу почти до Тулы между верхней Окой и Доном, был восточной границей как Курского, так и Верховских княжеств Поочья и контролировался ханами Золотой Орды[627]. Стратегической осью этого коридора был путь, шедший с юга по водоразделу верхней Оки и верхнего Дона к среднему Поочью, освоенный еще половцами XII в. и известный в XVI–XVII вв. как Муравский шлях.
До недавнего времени вся географическая номенклатура интересующего нас рассказа, за исключением Рыльска, не имела надежной локализации. Лишь в 1989 г. В. В. Енукову удалось обнаружить участок сохранившегося слоя древнерусского городища в Курске и город тоже получил достоверную локализацию.
Курск и Рыльск довольно часто встречаются в летописных сообщениях XII–XIII вв. и известны в дальнейшем[628]. Воргол, Вороножский лес, Туров и Липовичск (о последнем см. ниже) упоминаются только в рассматриваемом рассказе. Летопись не приводит названий указанных выше слобод.
Летописный рассказ (Лаврентьевский и Симеоновский тексты) не содержит достаточно конкретных указаний ни на расположение этих пунктов, ни на маршруты военных действий, которые нередко дают надежные ориентиры локализации. Ясно лишь то, что Воргол и Рыльск были в одном княжеском владении и неподалеку от них находились слободы Ахмата, откуда исходило опустошение округи Воргола и Рыльска[629]. Рать Ахмата пришла в Воргол («къ городу Варгулу») и уже оттуда вела карательные операции «воююче по всему княжению». Туров упомянут на обратном пути Ахмата: «поидоша от Воргола и пришедше в село в Туровъ… и тако поидоша прочь»[630], т. е. Туров находился ближе к южным границам Курского княжества. Владения Святослава Липовичского располагались неподалеку от ахматовых слобод, так как князь имел возможность внезапно напасть на оставшихся в слободах братьев Ахмата. Притом есть основания думать, что и сами Воронежские леса были достаточно близки для того, чтобы вести «разбойные» (т. е. противозаконные с точки зрения ордынских правителей) действия против баскаковых слобод. Олег Рыльский обвиняет липовического князя в том, что тот бежал в леса для разбоя: «…остал еси в Руси, избывъ в Вороножьскых лесехъ, того деля, что розбити»[631].
619
620
624
625
628
Курск, вероятно, с конца XIII в. запустел и вновь построен в 1596 г. В Рыльске практически не прерывалась оседлая жизнь русского населения. См.:
629
Слова Симеоновской летописи о том, что ахматовы люди «около Воргола и около Рылска пусто сътвориша» дополнены в Никоновской словами «и около Липетцка», а в Московском своде 1479 г. — «и около Курьска» (ПСРЛ. Т. 18. С. 79; Т. 10. С. 162; Т. 25. С. 154). Основным является в данном случае текст Симеоновской летописи (см. статью В. А. Кучкина в этом сборнике).