Когда бокалы были наполнены вином, поднялся командир дивизии, повернулся к Николаю:
— Ваша светлость! Позвольте поднять бокалы за их императорское величество, всеми обожаемого государя нашего Александра I, за всю его августейшую семью, за здоровье вашей светлости! Сегодня все мы безмерно благодарны вам, великий князь, за то, что, несмотря на вашу занятость, вы сочли возможным осчастливить своим посещением. В дивизии вас знают и любят. Ваш приезд будет вписан в историю нашей славной дивизии красной страницей. Еще раз спасибо вам. За ваше здоровье!
Под одобрительные аплодисменты присутствующих командир стоя осушил бокал, его примеру последовали другие.
Неожиданно в палатку залетел вездесущий воробей, чирикнул несколько раз, примостился вверху на веревке против Николая.
Великий князь явно был доволен тостом комдива, он отпил несколько глотков из своего бокала, протянул руку к позолоченной тарелке, на которой красовался фаршированный судак, и в этот момент в тарелку упал воробьиный подарок.
Николай на миг растерялся, густо покраснел, но тут же поднялся от стола, направился к выходу, следом за ним спешил генерал. Вскочили остальные офицеры, хотя большинство из них еще не знало, что произошло. Но вскоре кто-то, указывая на воробья, распорядился:
— Ловите его, мерзавца!
— Убить, убить! — звучало требование прислуги. Но виновник словно в насмешку чирикнул и незаметно исчез.
По праву личного знакомства с великим князем на обеде присутствовал подполковник Сергей Муравьев-Апостол. Он и рассказал Сухинову о воробьином подарке Николаю, в конце добавил:
— Не помню, рассказывал ли я вам или нет, что мой отец некоторое время был воспитателем великих князей Александра и Константина; бабушка их, Екатерина II, пригласила отца на это дело.
— Значит, ваш папенька частично виноват, что у его воспитанников дурной нрав, — шутя сказал Сухинов. — А почему же он воспитывал только двоих, а не троих?
— Николай был тогда еще совсем маленьким и имел отдельного воспитателя…
Во второй половине дня начался смотр. На правом фланге стоял гвардейский полк, в котором служил капитан Норов, высокий, красивый и подтянутый офицер с черными задумчивыми глазами. Великий князь уже успел сделать много замечаний, но вот он приблизился к Норову и ему показалось, а может, так и было, что капитан вместо того, чтобы «есть» глазами начальство, смотрит на него с презрительным любопытством. Николай остановился. За его спиной застыли в почтительных позах сопровождающие. Несколько раз сверху вниз и снизу вверх Николай смерил фигуру капитана. От его бдительных глаз не ускользнуло то, что пространство между носками сапог капитана на несколько сантиметров больше, чем предусмотрено наставлением.
Великий князь поднял ногу и с силой ударил сапогом по носкам сапог капитана, злобно проговорив:
— Стоишь, как чучело в огороде!
Норов еле удержался. Гневом загорелось его лицо, но он с достоинством ответил:
— Я не чучело, ваша светлость, а капитан. Вы меня оскорбили, и я требую от вас извинения.
— Ха, ха. Вот тебе мое извинение, — сказал Николай и, плюнув в сторону Норова, шагнул вперед.
— Ваша светлость, вы оскорбили мою честь. Сегодня же извольте приготовить секунданта, — отчетливо сказал Норов, но великий князь оставил его слова без внимания, повернулся к командиру дивизии, приказал:
— Арестовать!
Капитана Норова увели на гауптвахту. Он подал рапорт об отставке. В знак солидарности с ним это сделали и другие офицеры полка, но все потом закончилось тем, что, продержав Норова под арестом шесть месяцев, его отчислили из гвардии.
Сухинов знал капитана Норова еще по войне с Наполеоном, он с болью в сердце воспринял произвол великого князя.
Вечером прибежал к Сергею Муравьеву-Апостолу и в порыве гнева заявил:
— Сергей Иванович, я решил сегодня ночью освободить Норова из-под ареста, а мерзавца Николая убить!
— Иван Иванович, я вас не понимаю. Успокойтесь. Кому нужен ваш безрассудный шаг? Погубите напрасно себя, и только.
— Зато будет наука другим…
— Этой наукой, мил человек, никто не воспользуется. Есть другие пути…
В тот вечер они проговорили допоздна. Сергей Иванович вспомнил и рассказал Сухинову, как и за что его самого отчислили из гвардии. Как смело и организованно действовали солдаты Семеновского полка и как потом поплатились за это.
— В одиночку, мил человек, ничего не сделаешь, — грустно закончил Муравьев-Апостол.