— Ну, что сие значит? — спросил Черкасский.
— Полагаю, что за нами слежка, — высказал предположение Крюков.
Савенко позвал гостей в дом.
— Павел Иванович велел вам заходить, а мне приказал приготовить вам «царский ужин».
Шутку Пестеля офицеры знали. Она пошла от случая, когда крестьянин угощал царя.
Однажды император Александр возвращался с юга в Петербург. День клонился к ночи, пошел сильный дождь. Император решил остановиться в селе в одной из хаток, немного передохнуть. Хозяева хаты увидели, что к ним заехала важная особа, не подозревая, что это сам император, без стеснения говорили о своих делах, а потом хозяйка пригласила гостя к столу.
— Не осуди, барин, окроме картофеля, другой провизии нема. — Хозяйка поставила на стол чугун с картошкой, варенной в шелухе. — Уж который год наши мужики собираются челобитную бить царю-батюшке, дабы освободил от энтих проклятых поселений.
— Пошто поселения плохи? — угрюмо спросил Александр.
Хозяин до сих пор молчал, но когда жена заговорила о военных поселениях, оживился, поспешил ответить на вопрос гостя:
— Мочи нет, барин, какой-то супостат придумал их, а крестьянам продыха нет: кончается работа, начинается муштра. Кончается муштра, начинается работа. Не ведает царь-батюшка о наших страданиях. Вы, барин, ежели в Петербурге будете, дак если случай выпадет, поведайте ему. — Крестьянин понизил голос до шепота: — А может, не дай бог, он сам такое придумал?..
Крюков и Черкасский только шагнули в сторону комнаты Пестеля, как дверь распахнулась и на пороге появился сам хозяин в домашней куртке, комнатных тапочках, с гладко причесанными волосами.
— Милости прошу. Что это вы так поздно? Еще час — и я был бы уже в постели, и тогда мой верный Савенко ни за что не позволил бы меня будить. Разве что в экстренном случае, — Пестель улыбнулся. — Такой строгий у меня денщик…
— Павел Иванович, — начал Крюков, — в Тульчине генерал Чернышев. Когда он проезжал через Гайсин, так имел встречу с капитаном Майбородой, говорили с глазу на глаз. У нас имеются другие косвенные доказательства, что Чернышев пожаловал неспроста. После его разговора с главнокомандующим наш добрый старик ходит с поникшей головой, а несколько минут назад под окнами вашего дома, Павел Иванович, был какой-то тайный надзиратель, мы его спугнули.
Пока Крюков говорил, Пестель стоя внимательно слушал, потом тяжело опустился в кресло, сказал:
— Спасибо вам. Ваши подозрения вполне резонны, и, пока Савенко приготовит чай, мы кое-что ликвидируем, а «Русскую правду» упрячем. Так будет спокойнее. Могу заверить вас, господа, что ежели меня схватят и хоть жилы будут из меня тянуть, я ни в чем не сознаюсь! А Юшневского вы предупредили?
— Да, в Тульчине все наши настороже.
Пестель на минуту оставил гостей, вышел к своему верному денщику, распорядился:
— Зажги-ка, братец, камин…
На второй день Пестеля вызвали в главную квартиру армии в Тульчин.
В кабинете главнокомандующего поднялся ему навстречу пожилой генерал граф Витгенштейн, у которого Пестель в свое время был адъютантом.
— Здравствуй, здравствуй, Павел Иванович! Ну-с, как там у тебя дела?
Он заложил руки за спину, мелкими шагами ступал по кабинету, в углу которого за отдельным столом сидел Чернышев, называемый в армии инквизитором. Был известен своими реакционными взглядами. Аракчеев знал, кого посылать на такое дело.
Чернышев, не поднимая головы, что-то писал.
Главнокомандующий любил Пестеля. Он не верил тому, что рассказал ему Чернышев, и не стал томить его лишними вопросами, прямо спросил:
— Павел Иванович, сказывают, будто ты создал какое-то общество, имеющее намерение упразднить государеву власть?
Сердце Пестеля, казалось, на миг остановилось, но он тут же овладел собою и первый раз в жизни сказал своему начальнику неправду:
— Видимо, кто-то из моих неблагожелателей решил насолить мне, вот и сочинил эту небылицу, — спокойно ответил Пестель.
Оторвав взгляд от стола, на Пестеля уставился Чернышев и с ехидцей в голосе спросил:
— А о конституции, которую вы сочинили, назвав «Русской правдой», тоже ничего не знаете?
— Каждый волен говорить то, что ему заблагорассудится, но вашему превосходительству не позволительно пользоваться слухами.
Чернышев вскочил, словно его кипятком ошпарили, и грозно объявил:
— Именем его императорского величества вы арестованы!
Пестель все понял, он не стал ждать дальнейших распоряжений, спокойно вынул из кобуры пистолет, отцепил от ремня золотую шпагу с надписью «За храбрость», положил все на стол Чернышеву, сказал: