— Кто такая и где ее муж? — спросила императрица.
Николай объяснил.
— Как это ужасно… Ты позволил ей поехать к мужу?
— Нет. Муж ее был правой рукой злодея Пестеля.
— Бог милостивый, Ника. Позволь ей исполнить свой долг. Ты ведь Трубецкой и Волконской позволил, а она наверно нисколько не виновна в заблуждении мужа.
Николай поднялся от стола и, подумав минуту, сказал:
— Се que femme veut, Dieu le veut[2]. — Взял прошение, и перечеркнул слово «Отказать», дописал «Быть посему».
Получив разрешение, Юшневская еще долго не могла поехать, так как у нее не было никаких средств. И только весною 1830 года, получив большую помощь от Екатерины Федоровны Муравьевой, собралась в дорогу.
Небо Петербурга плотно затягивали холодные черные тучи. Специальный нарочный с письмом Аракчеева о заговорщиках оставил хмурую столицу и на тройке мчался на юг в Таганрог к Александру I.
Не суждено было Александру читать это письмо. Нарочный был еще на полпути, как в Петербург с поразительной новостью ворвался другой гонец: император Александр I скончался.
Аракчеев повалился на кушетку и сутки не выходил из дома. Он понимал, что смерть Александра I была и его концом…
20 декабря во второй половине дня сильно возбужденный военный министр Татищев возвратился от царя, тотчас позвал начальника канцелярии и, расхаживая по кабинету, продиктовал:
«Секретно.
Господину главнокомандующему 1-й армией.
По воле государя императора прошу ваше сиятельство приказать немедленно взять под арест служащего в Черниговском пехотном полку подполковника Муравьева-Апостола с принадлежащими ему бумагами, так чтоб он не имел время к истреблению их, и прислать как оные, так и его самого, под строжайшим присмотром в С.-Петербург прямо к его императорскому величеству…»
Затем Татищев подошел к столу, просмотрел написанное, взял перо, подчеркнул слова «немедленно» и «строжайшим», поставил число и, как всегда, заковыристо расписался. Потом сел к столу, задумался. В это время к нему без стука вошел маленький, с прыщеватым невыразительным лицом и оттопыренными ушами генерал барон Дибич — начальник главного штаба. Татищев ненавидел «паршивого немчика» — так называл он его в своем кругу. Дибич первым собрал, обобщил и донес Николаю все, что он знал о заговорщиках. Царю это понравилось, и он сделал его своим приближенным.
— Никак не могу уразуметь, что творится? — пожаловался Татищев, показывая приказ.
— Я помог императору открыть глаза на неблаговидные дела в армии, — самодовольно сказал Дибич. — Давно все знаю. Помнится, я и вам однажды докладывал…
— Не припоминаю, не припоминаю, — отказался старый министр.
Улицы маленького уездного городка Василькова занесло снегом. После морозов наступила оттепель.
Сегодня у офицеров Черниговского полка приподнятое настроение. По случаю праздника командир, полковник Гебель, пригласил многих к себе на бал. Одетые во все парадное, офицеры с раннего утра привлекали внимание местных жителей.
Майор Трухин, как распорядитель предстоящего бала, выслушивал поваров, пробовал кушанье и особенно вино, отдавал разные приказания прислуге. Еще задолго до начала торжества он порядочно хлебнул и ушел передохнуть.
Полковник Гебель вместе с женой еще раз просматривал заблаговременно составленный список приглашенных. Не пропустили ли кого?
Первой в списке стояла фамилия Браницкой. Графиня прислала гонца с уведомлением, что чувствует себя скверно и приехать не сможет. Кроме поздравительного письма, в подарок солдатам прославленного полка передала полсотни жареных уток. Это та самая Браницкая, которая позже, после поражения восставших, подарила царскому правительству двести пудов железа на оковы осужденным черниговцам.
— А знаешь, это хорошо, что она не приедет, — рассуждал Гебель, — все будут чувствовать себя свободнее, как-никак, это знаменитость. Сам император Александр летом гостил у нее.
— А мне очень хотелось познакомиться с ней, — сказала жена.
— Еще будет повод. Весной у нее день рождения, полагаю, она пригласит нас… Если не умрет к тому времени. Лет ей порядочно. Однако на всякий случай ты подумай о подарке.
— Слушай, Гусик, верно говорят, что у нее пятьдесят тысяч крепостных?
— Ты лучше ее спросишь при встрече. Она точно знает, — улыбнулся Гебель. — А вообще, думаю, что не меньше.