Шел тост за тостом.
Все чаще раздавались голоса: «Браво!», «Браво!»
Спустя некоторое время от выпитого вина, от множества горящих свечей в зале казалось душно. Уже было произнесено немало тостов. Кое-кто захмелел. Ольга повернула голову к Сухинову, тихо сказала:
— Значит, покидаете нас…
— Что поделаешь. Воля божья и начальства, однако… — Сухинов не договорил, его прервал Гебель:
— Дамы и господа, я нахожу уместным попросить поручика Сухинова Ивана Ивановича сказать пару слов.
За столами раздались хлопки.
От неожиданности Сухинов на миг растерялся, но тут же, овладев собою, начал:
— Дамы и господа! Великий государь российский Петр I для защиты отечества в 1700 году подписал указ о создании пехотного полка. Некоторое время спустя полк приписали к Черниговской губернии и назвали Черниговским. Впервые он отличился в знаменитой битве под Полтавой под водительством самого государя. Принимал активное участие во всех войнах и походах русской армии, в том числе в Италию под началом Суворова. За проявленный героизм в Отечественной войне награжден Георгиевским полковым знаменем. Служить под этим знаменем великая честь, однако завтра мне предстоит убыть из дорогого мне полка, который навсегда останется в моем сердце. Уезжаю с верой, что черниговцы порадуют наше отечество еще не раз. Благодарю вас за внимание, дарованное мне…
Последние слова были встречены аплодисментами, а когда они смолкли, Гебель пригласил гостей в танцевальный зал. Оркестр заиграл полонез. В первой паре танцевать пошел хозяин с женой.
Командир роты поручик Кузьмин, друг Сухинова, уже давно был убежден, что крепостной строй является величайшим пороком, что именно этот строй порождает нищету и бесправие. Кузьмин не раз выражал свои мысли вслух, вот и сейчас, уединившись, распекал директора уездного училища.
— Кого вы, позволительно спросить, учите? Детей помещиков и чиновников, а остальные что, не люди? — горячился Кузьмин.
— Простите, я вас не понимаю, — удивился директор.
— Что здесь непонятного? Разве вам никогда не приходило на ум, что все это несправедливо.
Директора позвали, беседа прервалась, но неуспокоившийся Кузьмин через пару минут подошел к помещику Калюжному и вступил с ним в спор.
Бал был в разгаре, когда в дом вошли два жандармских офицера в запорошенных снегом шинелях. Перепуганный служитель дома пропустил их без задержки. Они бесцеремонно остановились на пороге зала. Музыка оборвалась. Все уставились на непрошеных гостей. Один из жандармов с сознанием собственного величия и дела, по которому он явился, сделал несколько шагов в зал, спросил:
— Кто здесь командир Черниговского полка?
Поправляя развихренные редкие волосы и как-то неестественно улыбаясь, звеня шпорами, подошел Гебель.
— Я командир полка. Чем могу быть полезен?
— Извините за вторжение. У нас к вам имеются весьма важные и срочные бумаги.
— Пойдемте в мой кабинет, — сказал Гебель.
И хотя по-прежнему ярко горели свечи, играла музыка и продолжались танцы, того блаженно-веселого настроения уже не было. «Зачем нелегкая принесла жандармов?» — волновались офицеры. Сухинов на минуту подошел к Кузьмину, они молча обменялись взглядами.
Уже одетый в шинель, Гебель сказал что-то жене, а затем бросил гостям:
— Прошу продолжать бал, господа. Мой отъезд ни к кому касательства не имеет.
Снова заиграл оркестр. Сухинов пригласил Ольгу, но движения его были вялые, нечеткие. Это заметила девушка.
— Вы себя плохо чувствуете? — спросила она.
— Нет, но появление жандармов в столь позднее время как-то обескуражило…
Когда звуки вальса стихли, Сухинов проводил Ольгу к отцу, почтительно раскланялся и, надев шинель, вышел на улицу. Он знал, что в квартире Сергея Ивановича ночует Бестужев-Рюмин, приехавший из Ржищева. Решил с ним поделиться печальной новостью. Он еще не успел подойти к дому Муравьева-Апостола как увидел бежавшего навстречу Бестужева-Рюмина.
— Ваня, беда! — торопливо сообщил он. — Только что на квартире Сергея Ивановича произведен обыск. Забрали все бумаги и уехали в Житомир, дабы арестовать самого.
Сухинов широко раскрыл глаза. И на какой-то миг словно оцепенел, но тут же взял себя в руки, сказал: