К трем часам ночи «Православный катехизис» был готов. Без минуты отдыха трудились над его составлением Муравьев-Апостол Сергей Иванович и молодой подпоручик Михаил Бестужев-Рюмин, недавно окончивший Московский университет.
— Иван Иванович, распорядитесь позвать всех писарей, а также священника, — сказал Сергей Иванович Сухинову, успевшему вздремнуть на кушетке в соседней комнате.
— А священник сейчас зачем?
— Уговаривать будем, чтобы прочитал. А потом, может, он найдет что-либо не сходное со святым писанием, исправим.
В то время, когда курьеры из Белой Церкви мчались в полки с приказом командира дивизии «Под видом учений срочно вывести полки из мест постоянной дислокации», пять рот Черниговского полка выстроились на центральной площади Василькова. У импровизированной трибуны полыхали на ветру полковые знамена. Монотонно звонили колокола, зазывая православных на площадь. Внимание Муравьева-Апостола привлекла группа солдат, четким строем подходившая к площади. Он вопросительно посмотрел на Сухинова.
— Это я собрал всех музыкантов и вместо инструментов выдал им ружья, — сказал Сухинов и тут же добавил: — Как-никак шестьдесят штыков…
— Спасибо, Иван Иванович, это вы неплохо придумали.
Когда подошедшие солдаты присоединились к общему строю, Муравьев-Апостол взял под руку священника Кейзера:
— Ваше степенство, пожалуйте, батюшка, на помост, будем начинать.
Полковой священник приподнял полы рясы, чинно поднялся на помост. Он дрожащими руками развернул листы «Катехизиса», срывающимся голосом начал читать:
— «Какое правление сходно с законом божим? Такое, где нет царей…»
— Не слышно! — крикнул кто-то из последних рядов.
Кейзер, передохнув, продолжил:
— «Бог создал нас всех равными и, сошедши на землю, избрал апостолов из простого народа, а не из знатных царей. Стало быть, бог не любит царей? Нет! Они прокляты суть от него, яко притеснители народа…»
До слуха Муравьева-Апостола долетели слова одного старого солдата: «Братцы, как энто без царя?»
Священник закончил чтение, сошел с помоста. Муравьев-Апостол в парадной форме, при орденах, подтянутый и строгий, окинув взором собравшихся, начал свое обращение, его голос звучал спокойно и уверенно:
— На всей земле есть царь, посланный господом богом, — Иисус Христос. Мы признаем его нашим единственным царем и присягаем ему сегодня.
Чем дальше говорил Сергей Иванович, тем сильнее звучал его голос. Закончил выступление словами:
— Наше дело так велико и благородно, что не должно быть запятнано никаким принуждением, и потому, кто чувствует себя неспособным к такому предприятию, тот пускай немедленно оставит ряды, он может без страха остаться в городе, если совесть не будет его упрекать за то, что он оставил своих товарищей…
Громкое троекратное «ура» покрывает слова Муравьева-Апостола, но через минуту он заговорил вновь спокойным и ровным голосом, окрашенным легкой тревогой:
— Мы, братцы, идем доброе дело делать и смело пойдем на смерть во имя освобождения нашего отечества от деспотизма…
Никто не оставил рядов. Те офицеры, которые были не согласны с действиями Муравьева-Апостола, уже давно разбежались, их не было на площади, а может, и были некоторые, но, переодетые в гражданское платье, присматривались, что из всего этого получится.
Муравьев-Апостол видел, как на площадь непрерывно вливался людской поток. До слуха его доносились отдельные одобрительные слова в его адрес, и это придавало ему мужества, уверенности.
Пока Муравьев-Апостол говорил, к группе офицеров, стоявших у трибуны, подошел его младший брат Ипполит, только что приехавший из Петербурга. Ипполит был самый младший в семье Муравьевых-Апостолов. Он только что получил офицерское звание и направлялся на службу в Тульчин. По пути заехал в Васильков с намерением уведомить братьев Сергея и Матвея о том, что произошло на Сенатской площади и предупредить, что гнев нового императора может дойти и сюда.
Старшие братья еще раньше, и не раз, отговаривали Ипполита от вступления в общество. И каждый раз самым убедительным доводом были слова: «Ты должен остаться для папы». Но Ипполит был неумолим и вступил в Северное общество. Вся его юная душа рвалась к чему-то неизведанному, возвышенному. Не только доводы, но и устрашения не имели силы.
О том, что Черниговский полк восстал, Ипполит узнал при въезде в Васильков, и теперь, у трибуны, пока брат говорил, он оживленно беседовал с командиром роты поручиком Кузьминым. Оба патриота, охваченные революционным порывом, молодые и сильные, поклялись бороться до конца.