— Гусары! Уже несколько суток, как вышедшая из повиновения кучка вооруженных солдат под водительством взбунтовавшихся офицеров грабит ни в чем не повинных людей. Сейчас они движутся к Белой Церкви с намерением захватить и разграбить имение графини Браницкой. По высочайшему приказу всем вам выпала честь остановить, разбить и пленить грабителей…
Метель, бушевавшая всю ночь, затихла только к утру. Ночью возвратился из разведки Сухинов и доложил, что 17-й егерский полк выведен из Белой Церкви в неизвестном направлении. Муравьев-Апостол заволновался: он так надеялся на этот полк! «Надо было безостановочно идти к Белой Церкви, наверняка застали бы», — с горечью вслух корил он себя. Но, как говорят, беда не ходит в одиночку. Утром возвратились другие гонцы и доложили, что везде на дорогах заставы. Они не выполнили поручения.
Муравьев-Апостол становился мрачнее тучи. «Неужели мы опоздали?» — думал он и, взвесив новые обстоятельства, решил изменить ранее намеченный маршрут: вместо Белой Церкви идти на Житомир, где — в этом он был уверен — его ждет Горбачевский и другие единомышленники-артиллеристы.
А между тем около тысячи его солдат томились в ожидании. Неопределенность и бездеятельность не придавали им бодрости.
— Почто стоим? Почто медлим? — роптали бывалые солдаты, они словно чуяли неладное.
Утром Муравьев-Апостол вызвал к себе в хату офицеров.
— Я должен сообщить вам прискорбную весть, господа, — сказал он. — Из Белой Церкви 17-й егерский полк выведен в неизвестном направлении. Обстоятельства вынуждают меня идти сейчас на Житомир. В Житомире мы захватим корпусную квартиру, арестуем командира корпуса, его офицеров и присоединим к себе другие части, в которых имеются наши люди… Итак, с богом!
Офицеры поднялись со своих мест.
— Иван Иванович, — обратился Муравьев-Апостол к Сухинову, — берите две роты и следуйте в авангарде…
Весть о том, что черниговцы восстали против существующего режима, быстро разносилась вокруг. Крестьяне, радушно принимавшие солдат, решили предложить свои услуги восставшим. Муравьев-Апостол еще разговаривал с офицерами, когда караульный у его дома остановил двух мужиков:
— Сюда нельзя!
— Нам надобно с главным свидеться, — настаивали мужики.
Ипполит, сидевший у окна, заметил, что караульный безуспешно пытается отогнать от дома двух крестьян, вышел на улицу.
— Ваше благородие, — бросились к нему крестьяне, — сказывают, вы идете супротив господ помещиков, дак сделайте милость взять с собой наших ратников…
Ипполит улыбнулся.
— Покорнейше благодарим. Ваше благородное стремление зачтется вам господом богом, — сказал он и возвратился в квартиру.
— Зачем пожаловали? — спросил у брата Сергей Иванович.
— Просились в полк, — ответил Ипполит.
— А что? — оживился Сухинов. — Разве плохо взять с собой несколько сот озлобленных крестьян? Сомкнемся и сразу сильней…
— Нет, любезный Иван Иванович, может начаться резня. Погибнут невиновные. Кармелюк он сколько времени все сжигает, а что толку? То же самое было на Волге, когда Пугачев замыслил… Одно кровопролитие…
Сухинов хотя и согласился с доводом Муравьева-Апостола, но про себя думал: «А ведь в военных поселениях крестьяне вооружены. Много крестьян. Вот их бы и присовокупить… Почему никогда мы не брали оных в расчет? Помнится, Сергей Иванович ни разу даже не упоминал об этом? А если крестьянам еще земельку посулить, тогда… Наши солдаты Наполеона разбили только с надеждой, что выйдет какое-то послабление и крестьяне получат землю…»
Пройдет немного времени, и Сухинов найдет подтверждение правильности своим мыслям, а пока он верил, что Пестель и Муравьев-Апостол умнейшие люди и они знают, как вести дело.
Члены Южного и Северного обществ состояли в большинстве своем из людей высшего сословия; богатство и чины считались необходимым условием вступления в общество. Они намеревались произвести переворот одной военной силой, без участия народа. И только члены Славянского общества считали необходимым содействие всех сословий; в народе искали они помощи, без которой всякое изменение считали непрочным. Не случайно «славяне» приняли в члены общества сына бедного крестьянина канцеляриста Выгодовского. Судьба Выгодовского была необычной. Он был единственный из декабристов, который провел в тюрьмах и ссылке беспрерывно пятьдесят пять лет!
В правилах «славян» был записан такой пункт: «Никакой переворот не может быть успешным без согласия и содействия целой нации; посему прежде всего должно приготовить народ к новому образу гражданского существования и потом уже дать ему оный».