…Восставший полк выходил из села Ковалевки. Солнце, ранее закрытое облаками, вдруг ослепило землю, покрытую снегом, да так ярко, что солдаты повеселели, видя в этом хорошее предзнаменование. И здесь, как и в Василькове, проводить полк вышли все те, кто сердцем и душой был на стороне восставших.
А тем временем в Киеве, после допроса прапорщика Мозалевского и отправки его в камеру-одиночку, военный комендант, охая и ахая, все еще продолжал читать «Катехизис»: «Вопрос: Каким же образом ополчиться всем чистым сердцем? Ответ: Взять оружие и следовать за глаголящим во имя господне… и, низложив неправду и несчастия тиранства, восстановить правление, сходное с законом божиим».
— Ах, мерзавцы! Призывают к возмущению с оружием в руках! — воскликнул комендант, пряча «Катехизис» подальше в сейф.
Уже потом, вместе со следственными материалами на Мозалевского, Соловьева и Быстрицкого, командующий первой армией отправил в Петербург шесть обнаруженных экземпляров «Катехизиса», распорядился разыскать переписчиков, узнать, сколько экземпляров было написано, и принять меры к розыску остальных.
Писарей разыскали, допросили и установили, что экземпляров было одиннадцать. Писарей высекли и отправили в тюрьму. Позже нашли еще три экземпляра, а два словно в воду канули. Не помогло даже грозное требование самого императора: разыскать любой ценой.
Ветер был северный, пронизывающий. Под его порывами тревожно колыхались знамена. Темнели обжигаемые стужей лица солдат. Полк, сомкнутый в полувзводную колонну, шел вперед. Когда стало известно, что навстречу черниговцам движутся гусары, Сухинов со своим отрядом присоединился к основным силам. Полк сошел с дороги, раздалась команда:
— Ружья зарядить! Без команды не стрелять!
Прошли еще полверсты. Уже хорошо было видно стоящих впереди всадников. Вдруг оттуда громыхнуло, солдаты насторожились.
— Нас хотят запугать. Стреляют, видимо, холостыми, — сказал Сухинов.
Муравьев-Апостол приказал ускорить движение и, если гусары не присоединятся, смять их в рукопашной схватке и захватить орудия.
Вновь прозвучал пушечный выстрел. Картечь вырвала из рядов наступающих несколько солдат. Черниговцы изготовились для стрельбы, но опять поступила команда: «Не стрелять».
Стиснув зубы, Сухинов шел впереди цепи, подбадривая солдат. А когда по рядам пробежала горестная весть — убит ротный Щепилло, решимость солдат начала таять, хотя его место в строю тут же занял Ипполит. Они продолжали идти вперед, не понимая, почему им запрещают стрелять.
При очередном пушечном выстреле Ипполит схватился рукой за левое плечо. Через минуту рука была в крови, а красивое, почти пунцовое лицо его побледнело. Кто-то из раненных солдат вскрикнул, оставил строй, бросился в сторону. За ним сразу устремились другие. Солдат охватывала паника. Ряды черниговцев дрогнули.
Ипполит сделал несколько шагов в сторону, остановился, будто отыскивая кого-то, окинув взором заснеженную даль. Мысленно обнял все, что увидел. «Нет, живым… нет…» — достал пистолет, выстрелил себе в висок, упал к ногам подскочившего к нему гусара.
Ушел из жизни самый юный из декабристов… Он не мог пережить поражение и выполнил клятву.
Правый фланг черниговцев оторвался от колонны, скрылся за косогором. Муравьев-Апостол устремился туда, и там его догнала ужасная весть: погиб Ипполит. Сергей Иванович резко развернул коня: он что-то хотел сказать Кузьмину, но в это время картечь зацепила ему голову. Обливаясь кровью, Муравьев-Апостол упал с коня. С двух сторон к нему мчались гусары, но, опережая их, к нему подскочил на своем коне Бестужев-Рюмин, спрыгнул на снег, закричал:
— Сергей Иванович, вот вам конь, уходите! Уходите!
Муравьев-Апостол чуть приподнялся, горестно выдавил:
— Ипполит убит… Бедный папа, прости. Не уберегли мы его…
Гибель любимого, совсем юного брата для Сергея Ивановича была страшнее собственной смерти. Бестужеву казалось, что он уговорил Муравьева-Апостола взять его лошадь, но было уже поздно. Сопровождаемый гусарами, на полном скаку к ним подлетел генерал Гейсмар и громко приказал:
— Взять их!
Гусары схватили обоих, разоружили.
— Разрешите попрощаться с братом, — попросил Муравьев.
Гусары подвели Муравьева-Апостола к мертвому брату. Упал на колени и не сдержал слез.
Стрельба продолжалась.
Быстро набегали сумерки. Темнело, и в этом мраке, пораженный картечью в левую руку, упал Кузьмин.