Окружив дом плотным кольцом, несколько гусар ворвались в избу, зажгли свечу, увидели в луже крови Кузьмина, намертво зажавшего в руке еще дымящий пистолет…
Вслед за гусарами в сопровождении свиты переступил порог генерал Гейсмар, он дрожал, как в лихорадке. Подошел к мертвому, брезгливо пнул его ногою, распорядился:
— Отнесите его к тем двоим, остальных тщательно обыскать…
К генералу обратился Матвей с просьбой:
— Ваше превосходительство, брату плохо. Велите прислать доктора.
— На виселице всем вам будет хорошо, — злобно ответил генерал, оставляя комнату.
Генерал Гейсмар, после того как по нему стрелял Кузьмин, несколько часов был в сильном потрясении. Он отдавал и тут же отменял нелепые распоряжения касательно солдат Черниговского полка, которых пленили его гусары. «Как поступить с солдатами? — задавал он себе вопрос. — Возвратить в Васильков нельзя, оставить на ночь в селе тоже нельзя: могут разбежаться. Куда же мне их девать?»
Обезоруженные черниговцы, плотно окруженные гусарами, уже второй час стояли на окраине села, на снегу, и тихо между собою переговаривались. Многие из них до конца еще не поняли, что произошло. «Мы ведь не стреляли. Стреляли-то по нас…» — недоумевали они.
От командира дивизии прискакал гонец с приказом: всех солдат доставить к дивизионной квартире. Многочисленный конвой тотчас вывел черниговцев на белоцерковскую дорогу, но как только колонна двинулась, прозвучала команда: «Стой!» Офицер, ехавший впереди колонны, осадил коня, повторил команду.
— Видимо, перекличку забыли сделать, — предположил фельдфебель Шутов, стоящий впереди колонны.
В сопровождении свиты, к солдатам подъехал генерал Гейсмар. Он прикинул, что, пока их доведут до Белой Церкви, наступит ночь, а ночью попробуй удержать почти тысячу человек, если они вздумают бежать…
Сидя на коне, стремясь, чтобы его услышали все солдаты, генерал громко приказал конвою:
— Всех бандитов, которые попытаются бежать, расстреливать на месте! Продолжайте движение, — и ускакал в село, а солдат, убитых его словами, повели дальше.
— Теперь, братцы, мы бандиты, а с бандитами разговор короткий: пуля или виселица, — сказал Шутов.
— А о шпицрутенах и плетях ты забыл? — спросил Шутова сосед.
Ни тюрьмы, ни каторга так не страшили солдат, как шпицрутены и плети, которыми уже не раз убивали за малейшую провинность их товарищей. Мучительная и позорная казнь.
Гейсмар подъехал к дому, в котором содержались арестованные офицеры. Там уже стояла санная упряжка, а конвой выводил арестованных. Сергея Ивановича с окровавленной повязкой на голове под руку вел брат Матвей. Следом за ними вывели Соловьева и Бестужева-Рюмина. Совсем юное лицо Бестужева-Рюмина сильно осунулось, побледнело.
Сергей Иванович увидел Гейсмара, который его хорошо знал, слабым голосом попросил:
— Ваше превосходительство, ради бога, не откажите нам проститься с телом погибшего брата.
Генерал нахмурил брови, молча что-то обдумывал. Он пуще огня боялся сейчас что-либо опрометчиво предпринять, что могло уронить его перед старшим начальством. Он разбил, пленил мятежников и в душе вынашивал мысль, что сам император отметит его подвиг. Гейсмар повернул голову к рядом стоящему офицеру, но тот с чувством сострадания глядел на Сергея Ивановича, молчал.
— По закону, ваше превосходительство, с усопшим позволительно проститься любому, а мы ведь братья, — наседал Матвей.
— Начальник караула! — Гейсмар повернулся к тучному майору с оттопыренными седыми усами. — Отведите Муравьевых к погибшему брату.
— Слушаюсь, — прохрипел майор и, назначив двух караульных, сам шагнул впереди Муравьевых.
Сергею Ивановичу стоило многих усилий пройти несколько шагов: болела и кружилась голова, к горлу подступала тошнота. Ему хотелось пить. Он уже несколько раз просил Матвея, и тот нагибался, брал горсть снега, комкал его в руке и подавал ему. Сергей Иванович пересохшими губами с жадностью захватывал комочки снега, проглатывал его.
Братья вскоре увидели пустую, заброшенную хату с ободранной крышей. Вместо окон торчали ничем не прикрытые дыры. У дверей хаты стоял караульный, а два других — прохаживались немного в стороне.
Гейсмар боялся, что украинские крестьяне могут выкрасть погибших страдальцев, чтобы похоронить по издавна заведенному православному обряду, на кладбище. Этого допустить он не мог. На кладбище для них не будет места. Об этом позаботится сам император.
— Пропусти, — приказал майор караульному, а сам отошел в сторону, начал закуривать.