— Нет, — возбужденно начал Сухинов, — вас обманывают. Не Браницкую грабить шли, нет. Мы хотели покончить с властью всех браницких над вами. Свободу хотели вам дать.
Хозяйка, услышав слова, показавшиеся ей страшными, мало понимая их смысл, несколько раз испуганно перекрестилась.
— Хранцузов коль разбили, так сказывали, царь петицию подписал, значит, свободу всем даровать чтобы, но почему-то не вышла, — сожалея, вставил хозяин.
— Это ложь. После изгнания Наполеона царь объявил манифест, в котором сказал, что народу нашему вознаграждение воздастся от бога. Вот и ждите теперь. Вы сами-то воевали? — спросил Сухинов у хозяина.
— А как же. Под Лейпцигом левая рука отчего оставлена?
Хозяин поднялся из-за стола, повернулся к иконе, вновь перекрестился. Затем добавил:
— В тамошних государствах тоже господа имеются, но продавать крестьянина не смей…
Сухинов подошел к замерзшему окну, подул на него, отогрел маленький глазок, взглянул на улицу.
— Никак метель поднялась.
— Ночью воронье сильно кричало, считай к буре, — сказал хозяин, доставая кисет с табаком.
— Не желаете? — протянул его Сухинову.
— Благодарю. Будьте любезны, у вас не найдется чего-либо для меня переодеться? Я заплачу.
Хозяин подошел к печке и где-то там из-за угла достал старую свитку, развернул ее.
— Оце все, що маемо…
— Спасибо. Она мне мала. Премного кланяюсь вам за то, что спасли мне жизнь, и хотя все равно меня ее лишат, но быть может, я еще успею сделать что-либо полезное отечеству…
При этих словах Сухинов сунул руку в карман, достал деньги, протянул их хозяину:
— Здесь десять рублей серебром…
— Господь с вами! — хозяин отстранил руку Сухинова. — За что же нам такое благодеяние…
Сухинов положил деньги на стол, порывисто обнял хозяина, поклонился его жене, вышел на улицу. Вскоре он затерялся в снежной мгле.
Командир корпуса генерал Рот примчался в Белую Церковь в то время, когда с черниговцами было покончено. Он сильно разгневался на командира бригады генерала Гейсмара за то, что тот не обождал его, и теперь боялся, что его обойдут славой.
Узнав, что один из зачинщиков бежал, он долго распекал Гейсмара.
— Как же вы могли упустить Сухинова? Вам ведомо, генерал, что с оружием в руках Сухинов чрезвычайно опасен? — грозно спрашивал Рот.
— Полагаю, что он далеко не уйдет. Сейчас зима, — оправдывался Гейсмар.
В тот же день генерал Рот отправил донесение в штаб 1-й армии. В донесении указывалось, что войска вверенного ему, Роту, корпуса усмирили бунтовщиков, а главных зачинщиков, кроме одного, поручика Сухинова, пленили. Донесение повез капитан Стих. В армии прочитали донесение и тут же отправили его прямо в Петербург. Повез донесение тот же капитан Стих.
В Петербурге военный министр Татищев так обрадовался донесению, что не стал надевать шинель, в одном мундире выбежал на улицу и, вскочив в свой экипаж, помчался в Зимний дворец. Через несколько минут он предстал перед самым императором.
— Превосходно, превосходно, — радовался Николай, — Велите незамедлительно разыскать сбежавшего Сухинова…
Татищев вышел из кабинета императора с его указом в руке, согласно которому генерал Рот награждался лентой Александра Невского, а капитану Стиху присваивалось воинское звание подполковника.
Снег косыми сугробами перемел дорогу. Идти становилось все труднее. От нервного перенапряжения давали о себе знать старые раны. Сухинов шел долго, и только глубокой ночью, словно копны сена, покрытые снегом, показались хатки села Гребенки. Село это было дорого сердцу Сухинова. Здесь жила его любовь — Катенька — и кумовья Шалацкие. Здесь он собирался встречать Новый год. Здесь его ждали.
«К Кате не зайду. Зачем тревожить ее доброе сердце? Только к Шалацким, дабы переодеться». Дом бывшего эконома Браницкого стоял на противоположном конце села. Сухинов вспомнил, как три года назад он крестил младшего сына Шалацких — Владислава. Тогда и познакомился с Катюшей. Вскоре знакомство переросло в любовь. С тех пор он нигде не чувствовал себя так хорошо, как здесь.
В доме Шалацких, несмотря на поздний час, Сухинов заметил свет, пробивающийся через щели ставень. «Может, у них гости?»
Подошел поближе к окну, прислушался. Тихо. Осторожно постучался в дверь:
— Кто там? — послышался знакомый голос хозяйки.
— Я, Верочка.
— Ой, Иван Иванович…
Вера узнала голос своего кума, поспешно открыла дверь.
— Входите, пожалуйста. Что так поздно? Сбегать за Катенькой? Она уже вас заждалась… — В квартире, не раздеваясь, Сухинов тяжело опустился на стул.