Генерал-губернатор Восточной Сибири Лавинский, находясь в Петербурге, узнал в конце августа, что государственные преступники, осужденные по делу 14 декабря, будут сосланы в подведомственные ему области, и схватился за голову: «Бог мой! Да их же более сотни! Тут они посягнули на власть государя, то что же будет там, где вокруг одни каторжники, способные на любое преступление? А если к ним добавить тысячи солдат, сосланных ранее за непокорность, то чего же можно ожидать? Всему этому сброду не хватает только атамана, — рассуждал Лавинский. — Напишу-ка я письмо барону Дибичу, чтобы доложил императору. Уж больно много неясного, а тут еще слухи прошли о следовании жен вслед за преступниками…»
Отправил письмо и в тот же день, к вечеру, получил ответ Дибича.
«Государь император высочайше повелеть соизволил для совещания об образе присмотра в местах ссылки за осужденными по решению Верховного Уголовного Суда и других обстоятельствах, до них относящихся, составить особый комитет, в котором присутствовать тайному советнику Сперанскому, Вашему Превосходительству, генерал-адъютанту Бенкендорфу, генерал-майору Лепарскому и мне.
Сообщая Вашему Превосходительству сию высочайшую волю, я прошу Вас пожаловать ко мне для открытия сего комитета во вторник в 7 часов вечера 31 августа 1826 г.
С совершеннейшим почтением имею быть и проч.
Барон Дибич».
Прочитав ответ Дибича, Лавинский еще более убедился, что он в своем губернаторстве сидит словно на пороховой бочке. Того и гляди взорвется. Шутка ли, сам император в ответ на его сомнения, выраженные в письме Дибичу, повелел создать особый комитет по присмотру за ссыльными.
Беспокойство было не напрасное. И раньше за его бытность генерал-губернатором все время то здесь, то там возникали разные бунты, побеги. В основе своей они были стихийными, неорганизованными и легко подавлялись. Не было кому организовать, направить непрерывно клокочущую огромную силу. Но теперь в этих краях появились бывшие генералы, полковники, поручики, объединенные общим замыслом, общим несчастьем.
Хотя и был создан особый комитет по присмотру за декабристами, но царь не мог успокоиться. Его преследовал кошмар восстания. Разгромив декабристов, Николай все время опасался нового взрыва. Лейб-лекарь каждый раз на ночь приносил ему успокоительные порошки.
В начале сентября, когда Лавинский находился в своем имении под Петербургом, к нему прибыл курьер с уведомлением, что его вызывает Николай.
Царь редко вызывал Лавинского, и вдруг!..
«Может, император хочет открыть новые рудники? — предполагал Лавинский. — А может, прикажет строить новые остроги?»
Не угадал. Когда он предстал перед царем, тот без всякого вступления спросил:
— Ты ручаешься за безопасность края?
Лавинский с минуту собирался с духом, подумал, что, наверное, уже что-то произошло, о чем известно императору, осторожно ответил:
— Нет, ваше величество, не ручаюсь. Для охраны преступников, которых надо соединить всех вместе, в Нерчинске или Чите следует отобрать сто пятьдесят надежных солдат, ответственность за охрану возложить на генерал-майора Лепарского. И ему будет способнее охранять их в одном каземате…
Не только царь, все его сатрапы сильно боялись всеобщего бунта. И эти опасения были не напрасны.
Еще на пути в ссылку закованный в кандалы Сухинов думал о будущем восстании: «По всей Сибири — громадная, разобщенная сила, готовая заплатить любую цену за свободу. Силу эту надо организовать, позвать, направить».
Солнце безжалостно палило. Пот жег натертые кандалами раны. Сухинов, понурив голову, шел следом за Мозалевским, придумывая самые фантастические планы будущего восстания. Впереди показался какой-то город. Вскоре узников обогнала крытая кибитка. Немного отъехав, остановилась. Из нее вышла молодая, красивая женщина. Стоя у дороги, она дожидала бредущих по ней каторжников, а когда они приблизились, решительно шагнула к сопровождавшему группу фельдъегерю, достала из сумочки какую-то бумагу, протянула ему. Фельдъегерь посмотрел бумагу, долго что-то возражал, наконец небрежно бросил:
— Но не более двадцати минут…
То была Елизавета Петровна Нарышкина, следовавшая в Сибирь вслед за сосланным туда мужем. Ей разрешено было поговорить с черниговцами.