— Я буду вечно молить бога за вас… Мне нечем отблагодарить вас, извините.
— В этом нет никакой необходимости, помочь ближнему сам бог велел, — не то в шутку, не то всерьез сказал подпоручик и добавил: — Послезавтра в двенадцать часов дня ждите меня у дома губернатора, одевайтесь потеплее…
Шеф жандармов Бенкендорф возвратился от императора в хорошем настроении. Только он успел присесть к столу, как в кабинет вошел его помощник. Долго говорили о зерентуйском заговоре, о Сухинове. В папке Бенкендорфа лежала справка на Сухинова, которую царь возвратил после ознакомления.
— Ты только послушай, — сказал Бенкендорф помощнику и прочитал заключительные строки: «Таким образом, Сухинов, принадлежавший к тайному обществу, стремившемуся на ниспровержение установленного законного порядка и бывший самым ревностным участником в исполнении преступных замыслов и всех злодейских действий возмутителя Черниговского пехотного полка подполковника Сергея Муравьева-Апостола…» — Бенкендорф потянулся рукой к графину с водой, налил в стакан, отпил. — Ну-с, что скажешь?
— Дворяне… они иногда бывают непонятные…
— Он такой же дворянин, как ты архиерей, — захохотал Бенкендорф и добавил: — Настоящие дворяне осознали пагубность своих вольнодумных дел и успокоились, а этот голодранец, он какое дело замышлял! Надобно доложить императору, что в Сибири ничтожные военные силы. Помнится, генерал-губернатор Лавинский однажды говорил ему об этом. Кто знает, не объявится там еще такой разбойник, как этот Сухинов…
Утро было тихое, морозное. Катя ходила по заснеженной дороге и глядела в ту сторону, откуда должна ехать кибитка с посланником Волконских. Мороз крепчал. С каждой минутой становилось все холоднее. Совсем рядом у дороги стояло два деревянных дома, из труб которых столбом валил черный дым. Катя могла зайти в один из них, попроситься обогреться. Наверное впустили бы, но как всегда в таких случаях последуют вопросы: кто ты, откуда и куда едешь? А что она могла ответить? Но пуще всего боялась пропустить кибитку. Иногда у нее закрадывалась мысль, что, может, подпоручик обманул, но тут же отгоняла ее прочь: «Нет, он на такое не способен». Вспомнила, как, прощаясь, сказал: «Я был бы счастлив, если бы мне судьба даровала столь преданную супругу, как вы». — «У вас доброе сердце, и господь не обидит вас», — ответила ему Катя и тут же подумала, что у Вани было тоже доброе сердце.
От грустных дум Катю оторвала появившаяся вдали кибитка, она, словно челн в море, то отчетливо виднелась, то опять укрывалась на неровной местности. Катя забыла и про холод, засуетилась: «А вдруг не остановятся?» Напрягала всю волю, чтобы успокоиться, но это было сверх ее сил. С приближением кибитки сердце то замирало, то тревожно билось. Вот она отчетливо слышит звон колокольчиков, хорошо видит упряжку и человека, сидящего на облучке… Когда кибитка оказалась в нескольких метрах, Катя как обезумевшая преградила ей дорогу, подняв вверх руки. Лошади вначале шарахнулись в сторону, но глубокий снежный покров не позволил им уйти с дороги и они остановились.
— Куда тебя черт несет? — выругался Назар и соскочил с облучка на снег, подошел к девушке с намерением строго отчитать незнакомку:
— Что вам угодно, мадам?!
Катя опустилась на колени, с глаз ее текли слезы:
— Ради бога, возьмите меня с собой.
Назар сам всю жизнь стоял на коленях, и он сочувственно взял ее за руку:
— Подымись, барышня, мы сами господские. Вы лучше скажите, кто вы и что вам надобно?
— Я все расскажу. Мне с вами по пути, я знаю.
— А подорожная у тебя имеется?
— Нету ее у меня.
— Как же без подорожной, — почесал за ухом Назар, а потом повернув голову к своему напарнику, молодому парню, удивленными глазами глядевшему на все происходящее, спросил: — Дак что, Ефрем, подвезем барышню?
— Отчего же не подвезти, — не раздумывая, ответил Ефрем. Назар, зажмурив глаза, что-то прикинул в уме, сказал:
— Садитесь. Вещичек у тебя немного.
Катя приподняла вверх сверток, как бы утверждая, что он совсем не тяжел.
Назар помог Кате подняться в кибитку, затем занял свое место на облучке и, словно оправдываясь, процедил:
— Места здеся маловато, но не беда. Далече вам?
— Мне до Зерентуя. Слыхали, там каторжные серебряную руду добывают?
Те замолчали. Они не имели понятия о Зерентуе, однако Назар продолжал:
— Муж тама аль отец?
— Никого там у меня нету…
По лицу Назара пробежала удивленная улыбка:
— Никак на заработок, дак вроде дело тама не женское…