— Что ты делаешь, Дэмиен? — спрашивает кто-то.
Я вздрагиваю. Вульф. Дэмиен. Дэмиен Вульф. Его имя такое… человеческое.
— Дэмиен? — бормочу я, и он обращает свой черный взгляд на меня.
Я с трудом сглатываю и поджимаю губы, когда его вулканические глаза прожигают меня.
— Держи рот на замке.
Череп затаскивает меня на подиум, и когда мы достигаем вершины, пихает меня на пол. Под звуки хрипа, мои голые, покрытые синяками колени врезаются в бетон.
— Мой последний наркотик не только притупляет боль и усиливает чувства, но и позволяет подопытным видеть звуки как всплески цвета. — Я щурюсь, когда в комнате зажигают свет. Такой яркий, что у меня горят глаза. — Он также временно излечивает депрессию, беспокойство и дислексию. Предлагает пользователю периоды интенсивного внимания — идеально подходит для перегруженных студентов колледжа перед сроком сдачи экзаменов. — Череп сковывает мои запястья и вытягивает руки до предела, фиксируя их на месте. — С другой стороны, он создает безумие сексуального возбуждения у пользователя, особенно у женщин.
Динь. Лампочка гаснет, и я смотрю через плечо на Черепа, который цепляет еще две цепи за мои лодыжки.
— Если ты хоть пальцем меня тронешь, я…
— Расслабься, Котя. Я тебя не трону. — Он прицепил мои лодыжки и указывает на человека, стоящего впереди толпы. — А он.
Мужчина потрясен не меньше меня, его мальчишеское лицо расплывается от удивления.
— Я? Н-нет. Н-нет. Только не я.
— Да, ты, Питер. — Голос Черепа звучит издалека, теряясь где-то позади меня, пока он возится с металлом и стеклом. Он насвистывает нежную, веселую мелодию, прикасаясь к тому, что лежит на стойке. Я натягиваю цепи, не отрывая взгляда от бетонного пола.
Ботинки Черепа шаркают вокруг меня, когда он подходит ближе. В нем есть самодовольство, высокомерие, от которого у меня в животе закручивается спираль страха.
— Открой ротик пошире, — приказывает он, прикладывая два пальца мне под подбородок.
Я отстраняюсь от его прикосновения, уткнувшись подбородком в плечо. Он усмехается себе под нос, а затем обхватывает мое лицо большой теплой рукой.
Я всхлипываю, но рыдание застревает у меня в горле.
— Пожалуйста, — выдавливаю я. — Я ничего тебе не сделала.
Его черные губы растягиваются в ухмылке, и он низко пригибается, хрустнув коленями.
— Все относительно, детка. Причина и следствие.
Он вонзает пальцы мне в щеки, раздвигая челюсть. Я качаю головой, но не могу освободиться. Зажав маленький голубой камешек между указательным и большим пальцами, он засовывает руку мне в рот. Его указательный палец касается моего горла, и я задыхаюсь.
— Тебе понравится. — Он кладет наркотик на самый кончик моего языка, а потом зажимает мне рот.
Дыша через нос, я борюсь с ним, прижимая язык к небу, чтобы предотвратить попадание наркотика в горло.
Но все бесполезно… язык покалывает от того, как препарат растворяется в слюне. Вскоре ничего не останется. Мои глаза расширяются. А что, если у меня будет реакция? А если я умру? Кроме марихуаны, я никогда не принимала никаких наркотиков.
Когда Череп удовлетворен, он убирает ладонь от моего рта, и я задыхаюсь, отчаянно сплевывая на пол.
— Достань кляп, — приказывает он.
Я не отрываю взгляда от его ботинок. Я не хочу. Хочу брыкаться, кричать и бороться за свою жизнь, но… но в затылке у меня гудит, и я плохо вижу. Мои кости вибрируют, как рельсы под движущимся поездом, и кожа ощущается… ну, она ощущается живой, не так, как будто я лежу на муравейнике, нет. Я и сеть муравейник.
Волна опьянения прокатывается по моему позвоночнику, и я дрожу, когда моя трезвость становится испорченной. Как будто я очнулась в странном сне. Есть ли в этом смысл? Вообще что-нибудь имеет смысл?
Я стою неподвижно, пока Череп заталкивает мне в рот красный шарик и затягивает ремешки за головой. Я закрываю глаза, когда мир вокруг меня становится слишком четким, чтобы сосредоточиться. За моими веками танцуют цвета. Они вибрируют и кружатся с каждым словом, слетающим с татуированных губ Черепа.
— Прикоснись к ней, — требует он, и я открываю глаза.
Встречаюсь с взглядом Питера, который уже стоит на полу подо мной, его бедра на одном уровне с моими коленями.
— Не трогай меня, — невнятно стону я сквозь резиновый мячик, и из моего рта вылетает голубой вихрь.
Мои губы приоткрываются. Чего? Это не может быть правдой.
— Ты это видел? — тяну я, зачарованная зеленью, которая следует за ним.