Айдену представились два аккуратных гроба, выложенных белым крепом, два мертвеца в могилах так близко друг к другу, что они могли бы перестукиваться под землёй, если бы хотели. На их могилах не высадили бузину, так что, возможно, похороненные трупы повернулись друг к другу, прокопали пальцами с отваливающейся плотью трухлявые доски и землю, чтобы соединиться в последнем объятии и так и застыть. Уже навсегда.
– В конце ничто не имеет значения, – сказала Лорена. – В могилу мы берём только наши имена.
Говорили, её отец не только занимался наукой, но был одним из тех, кто выкапывал трупы, разрезал их в лабораториях при свете тусклых ламп, чтобы узнать больше о человеческом теле. Официально это было запрещено, потому что слишком многие люди верили, что подобное обращение против воли Безликого. Император смотрел на кражи трупов сквозь пальцы, прекрасно понимая, что разрешить их не удастся, но наука должна двигаться вперёд. В том числе такими людьми, как отец Лорены.
Было легко представить, как она до лицея подавал отцу инструменты и смотрела в остекленевшие глаза мертвецов. Возможно, она видела их больше, чем живых людей. Возможно, она понимала их лучше, чем живых людей.
– Что будет написано на твоём надгробии? – Лорена посмотрела на Айдена. – Ты когда-нибудь задумывался?
Обычно ещё при жизни оставляли подробные инструкции. Это считалось хорошим тоном – позаботиться о посмертных вещах.
– Думаю, мне будет плевать, – ответил Айден.
– Почему? – не унималась Лорена. – Ты возьмёшь с собой своё имя. Твоя последняя воля – то, что напишут на камне. То, как тебя запомнят люди. Эти близнецы умерли десятки лет назад, все их родственники наверняка тоже. Но мы помним их по камням и земле, по их последней воле.
– Им на это плевать. Когда ты сраный труп, это волнует только живых.
Его явно заносило, Айден вовсе не собирался грубить, но разговоры о мертвецах ему не нравились. Вокруг Лорены не было ауры смерти. Она наверняка видела много трупов, но не теряла близких, не хоронила брата, умершего так внезапно. Того, кто должен был ещё всех их пережить и править империей!
Повисла неловкая тишина, Лорена сжала губы в тонкую линию, ей явно не понравились слова Айдена. Он и сам не понимал, откуда взялась эта ярость. Сглотнув, он постарался успокоится. В конце концов, Лорена не сказала ничего особенного.
– На склепе моей семьи уже выгравированы слова.
– Как это грустно! – сказала Лидия. – За тебя выбрали даже посмертную фразу. Что там сказано? Я никогда не была у императорской гробницы.
– «Помни о том, что однажды мы жили».
Дыхание снова перехватило. Раньше, когда Айден бывал перед склепом и видел эти слова, он думал о прославленных предках, о деде. О тех императорах, чьи деяния теперь изучают в учебниках истории. Великие люди – или ужасные. Они оставили свой след и повлияли на судьбу целой империи. Их есть за что помнить и за что ненавидеть.
Они были всего лишь людьми. Но о них никогда не забудут.
Конрад же в учебниках в лучшем случае удостоится сноски как один из сыновей императора Александра, умершей юным. Его лишили возможности что-то сделать. Отобрали жизнь, которую он мог бы прожить.
Спустя десятилетия кто вспомнит о том, что он вообще существовал? Кто будет помнить что-то, кроме имени Конрада Равенскорта, когда умрут его родители и братья? Он станет всего лишь буквами на камне. Никто не вспомнит, как он бывал терпелив, обучая магии, как любил пить горький шоколад или как менялся его голос, когда он рассказывал зловещие истории.
Айден наткнулся на внимательный взгляд Николаса. Солнце уже скрылось за вершинами деревьев, горизонт ещё оставался светлым, но темнело и холодало. Усевшись на могильном камне в распахнутом пальто и с томиком поэзии под мышкой, Николас закинул ногу на ногу, и его взгляд не отрывался от Айдена.
Он знал.
Связь давно опала после ритуала и всё равно вибрировала тонкой нитью, к которой присоединялось обычное понимание Николаса. Он знал, что Айден думал о брате.
Вскинув голову, Николас посмотрел в темнеющее небо, где появлялись первые звёзды. Прищурившись, он начал негромко декламировать стихи. Ритмичные строки лились, развёртывая образы и тонкие вены эмоций, которые пульсировали и отзывались внутри Айдена. Он ничего не понимал в стихах, не мог оценить изящность оборотов или красоту рифм. Но чувствовал их.
Вспоминай обо мне – в самые тёмные часы перед рассветом. Вспоминай, и я буду рядом, преклонив колено. Потому что куда же ещё мне идти? Мой путь сворачивался петлёй на шее, и я думал, он приведёт только во тьму. Я не знал, что в этой мгле меня будешь ждать ты.