— Таких как мы много?
Букер пожал плечами.
— Мужчина умер, нанеся мне татуировку. Пинкертоны не дают уйти тому, кто знает тайны семьи. Если другие и есть, но я их не знаю. Я других не находил.
Ирен придвинулась ближе, шелк ее ночной сорочки задевал его ноги.
— Это печально. Мне не нравится, что ты был один так долго.
Он отклонил голову к надгробию и посмотрел на небо.
— Я уже не один.
Дыхание застыло в легких, когда она прильнула к нему, опустила голову на его плечо. Она тихо выдохнула.
— Я рада. Может, потому меня послали сюда.
— Послали?
— Дух преследовал меня всюду. Постоянно приглядывал за мной. Он помог мне сбежать и привел сюда. Как только я пришла, он пропал.
Это было странно. Он не мог представить такое.
— Может, это был член семьи, — прошептал он. — Может, он хотел убедиться, что ты в безопасном месте, а потом пошел дальше.
— Я тоже так думала, но теперь мне кажется, что он привел меня к тебе.
Она его погубит. Как мог выжить мужчина, когда женщина говорила такие слова?
— О, да? Почему ты так думаешь? — он медленно опустил щеку на ее макушку. Нежные волосы под его кожей остужали жар, пылающий в нем ото сна.
— Тот дух толкал меня к тебе. Если у него не было плана на нас, он бы так не делал, — она пожала плечами. — Может, он хотел, чтобы мы исцелили старые шрамы друг друга.
Если этого хотели духи, то им придется долго ждать. Но каждый вдох рядом с ней успокаивал его терзания. Боль утихала, и разум унимался после кошмара.
Может, она не ошибалась.
— Ах, Ангел, — хрипло ответил он. — Ты уже забрала мое сердце. Что еще ты можешь сделать?
— Помнится, ты говорил, что у тебя нет сердца?
Он говорил и тогда в это верил. Но теперь? Букер сомневался.
Он ощутил движение на груди, цветы понемногу расцветали, тянули кожу. Магия меняла линии цветов, что росли из его сердца и стремились к ночному воздуху. Он смотрел на лепестки на своей груди, перевел взгляд на нее.
— Я так думал. Но готов передумать.
Ирен улыбнулась ему, цветы на ее руках проступили над кожей. Золотые шмели замерцали вокруг них, и воздух стал сладким, как мед.
— Может, ты не такой плохой, как думаешь.
— Возможно.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Ирен пригладила ладонью новое платье, восхищаясь текстурой и качеством. Она сшила ее сама. И стиль был не таким, какой был нынче в моде, но ей нравилось.
Узор цветов на хлопке напоминал ей поле маргариток. Сверху платье было простым, и юбка была скромной, но все же обтягивала ее бедра.
Это платье было так близко к стилю Эвелин, как только она могла позволить. Хоть та женщина ценила тесную одежду, что приковывала внимание мужчин, Ирен не могла быть такой. Она всегда нервничала в толпе, когда одежда давила на тело. И все же юбка облегала ее бедра и ягодицы.
Всего одно платье, и вдруг другие поняли, что у нее был талант к шитью. Эвелин и Клара попросили сделать им платья, послали ее в город за тканью. Зачем носить одежду, сделанную кем-то еще, когда она хорошо шила? И придумывала дизайн?
Ирен не думала, что будет делать свою одежду. Ее мама всегда шила ей вещи, но потому что они не хотели тратить деньги на модный стиль, в котором женщины выглядели как шлюхи.
Было приятно заняться творчеством, тут она не спорила. Даже если от этого она ощущала вину, потому что делала то, что придавало женщинам непристойный вид в глазах Бога… а ей было приятно.
Ирен прошла в магазин, где до этого купила ткань, колокольчик звякнул над головой.
Мужчина за стойкой выпрямился, глаза засияли, глядя на ее лицо. А потом он посмотрел на ее голые руки. Он кашлянул, восторг тут же пропал с лица.
— Добрый день, мадам.
Точно. Теперь она была в их глазах фриком, и к этому нужно было привыкнуть. Ирен быстро кивнула, а потом прошла к стене, где лежали свертки ткани.
Ей тут нравилось, хоть было и неловко, пока мужчина смотрел на татуировки. Они зудели, но не потому что заживали, а потому что пчелы двигались.
Любому логичному человеку было бы не по себе от понимания, что под кожей были живые существа. И он захотел бы убрать татуировки любым способом. Но Ирен нравилось.
Ей всегда говорили, что татуировки — грех. Что они не должны портить творение Бога. Теперь они у нее были, и Ирен была не согласна. Она использовала чистый холст, который ей дал Бог. Она почитала его, заполняя кожу красотой, что делала ее еще красивее, по ее мнению.