Лев Толстой:
«Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живьем в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует, пьянствует, сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных органов и подобием Евангелий – ящиком с водкой славить Христа, т.е. ругаться над верою, коронует […] свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына и умирает от сифилиса, и не только не поминают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему. И несчастные молодые поколения вырастают под ложным представлением о том, что про все прежние ужасы поминать нечего, что они все выкуплены теми выдуманными благами, которые принесли их совершатели, и делают заключение о том, что то же будет с теперешними злодействами, что все это как-то выкупится, как выкупилось прежнее».
К 9-му июня
Проклятие, губитель-кат,Тебе не крикну: «Исполать!»Ты – вор3 святого родника,И властный бес своих палат. Срамных, как срамен Кремль-трактир,Таскал на ассамблеи бабПётр Алексеич, бомбардир,И пил до упаденья лба.
Ты создал армию и флот,И власть, что свята и теперь —Кулак, величия оплот,Где может быть в святых и зверь.
Ещё одно из славных дел —Та щель, что прорубил топорВ Европу, с завистью глядетьИ ненавидеть… до сих пор.
Босые лица у бояр,Плезир шармана посреди…Не вижу перемены я —Аккаунт нынче да кредит.
И в челобитных тот же слогПосадских якобы людей,Что приказным есть подлость4, зло И отвлечение от дел.
Летят остатки на мослахЛюдишкам, что с царём во лбах —Им, не допущенным к столам,Полуголодным, озябать.
В значеньях новых «воровство»И «подлость» нынешним летам,Но – тем же власти естеством.Уж триста лет, а воз всё там.
Глаголю для всея Руси:Иные годы или те,А ты страдалицей висишьНад перекрёстком на кресте.
Это те, кто кричали «Варраву! —
Отпусти нам для праздника…», те,
Что велели Сократу отраву
Пить в тюремной глухой тесноте.
Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милым любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот.
(Анна Ахматова, «Защитникам Сталина»)
Одарила силой выжить без рогов,Не когтями, а зубастостью ума —Приручить и приучить светить огоньТак, чтоб глаз тебе не выколола тьма.
Но, назвав себя вершиной под венцом,Мастурбируя на звёзды и кресты,До протомы озверяешься.ЛицоСорок тысяч лет творила я, а ты…
Ты коленопреклонён не перед той,Кто в мучениях из праха родила,А у бронзы, что на площади пустой,Где молчат без языков колокола.
И уже на четвереньках семенишь,А ведь мял прямохождением века.Память горькую на гордость заменилОбезумевшим до глины для горшка.
Господь, давайте нынче – по душам
Господь, давайте нынче – по душам.Но перейду на «вы», и вам бы надо —Не пили никогда на брудершафтИ не лобзались трижды по обряду.
Но вы вольны и тыкать, поносить —Ведь я один, в кепчонке забубённой,А вас не сосчитать на небеси,Извечным страхом смерти порождённых.
И вам, тот смертный страх найдя везде,Сопровождать его до божьей нивы —Богам как копиям лепивших вас людей:Жестоких, добрых, властных и ревнивых.
Пусть не всесилен я, не идеал,Не вечен, и живу своими днями,Но слов со временами не менял,И сына не пошлю, чтоб изменял их.
Два клюва-стрелы на восток и на западУ камня-истока, но кануло будтоПисьмо с направлением в светлое «завтра».В конверте пустом – беспросветное утро.
Не сбывшись, надежды с цветными хвостамиПо жалобным крикам находят друг друга,И книгою жалоб верстаются в стаи.Побыв козырьком, опускаются руки.
И снова в томлении хмель сосложенийТого, что желанно, но мыслится с «если» —Мужские фантазии с грёзами женщинИ планы развития девственных чресел.
вернутьсяВ те времeна (XVII – XVIII века) словом «вор» называли изменника, предателя (прим. автора).