Илья Венявкин
Чернильница хозяина: советский писатель внутри Большого террора
Глава 1. Большие надежды
17 мая 1934 года Михаил Булгаков заполнил анкету на получение загранпаспорта в Иностранном отделе Мосгубисполкома, вернулся домой в Нащокинский переулок и сходу продиктовал жене первую главу книги о будущем путешествии по Западной Европе. Книга должна была получиться радикально непохожей на конъюнктурные рассказы выездных советских писателей о классовой борьбе и закате буржуазного мира.
Первую главу Булгаков посвятил встрече как раз с таким писателем, драматургом Полиевктом Эдуардовичем. Ослепительный красавец «с длинными ресницами и бодрыми глазами» был не по-московски роскошно одет: ноги его были «обуты в кроваво-рыжие туфли на пухлой подошве, над туфлями были толстые шерстяные чулки, а над чулками — шоколадного цвета пузырями штаны до колен». «Вместо пиджака на нем была странная куртка, сделанная из замши, из которой некогда делали мужские кошельки. На груди — металлическая дорожка с пряжечкой, а на голове — женский берет с коротким хвостиком». Недавно вернувшегося из Европы Полиевкта окружали актеры. Они с восторгом слушали его рассказ, в котором фигурировали несчастный Ганс, несправедливо арестованный и избитый полицейскими, и его мать, умирающая на улице с проклятьем на устах. Потом оказывалось, что Полиевкт пересказывал сюжет своей новой пьесы.
Александр Афиногенов. Москва, 1930 год
Государственный литературный музей
Одним из прототипов красавца Полиевкта был Александр Афиногенов, тридцатилетний советский драматург, достигший к 1934 году вершины социального успеха. Афиногенов жил в собственной четырехкомнатной квартире в Газетном переулке, был счастливо женат на американской танцовщице и совсем недавно вернулся из продолжительной поездки по Италии, Франции и Германии на собственном сером «форде». Куртку из замши для кошельков Булгаков упомянул не случайно: в 1932 году Афиногенов заработал гонорарами баснословную 171 тысячу рублей, от которой даже после уплаты партийных взносов осталась солидная сумма. На москвичей 1930-х годов эти атрибуты успеха производили космическое впечатление: столичный университетский профессор получал в лучшем случае 500 рублей в месяц и не мог даже подумать о том, чтобы поехать в Европу. Булгаков должен был смотреть на драматурга-конкурента не только с презрением или раздражением, но и с завистью. Заграничный паспорт ему в итоге так и не дали, и он с горя порвал машинопись толком так и не начатой книги[1].
Михаил Булгаков, без сомнения, выиграл историческое соревнование. За последние пятьдесят лет о самом популярном сталинском драматурге не написано ни одной книги, а Булгакова изучают в школьной программе. Более того, булгаковские тексты заметно повлияли на наше представление о людях 1930-х годов вообще и о писательском сообществе в частности. И Афиногенов, и многие другие советские писатели воспринимаются сегодня как бездарные, корыстные и циничные члены МАССОЛИТа с комическими фамилиями: слуги Воланда сожгли писательскую организацию дотла совершенно заслуженно. Булгаковская сатира убедила поколения читателей в том, что весь советский проект с его невероятными амбициями по переустройству общества и человеческой природы был всего лишь обманом зрения. Советский человек — просто ухудшенная версия человека дореволюционного. Такая оптика мешает понять, зачем тысячи людей приходили в театры, сопереживали и хлопали героям, казалось бы, конъюнктурных пьес. О чем думали и на что надеялись советские интеллектуалы, так же, как и Афиногенов, вошедшие в жизнь после революции? Что стояло за их стремлением создать художественные тексты, которые почти полностью игнорировали неприглядные стороны советской реальности? Как они восприняли и интерпретировали террор, который в конце 1930-х обрушился на них вместо булгаковского пожара?
Александр Афиногенов принадлежал к первому поколению советской интеллигенции, которое было всем обязано интеллектуальному и социальному драйву революции. Он родился в 1904 году в городке Скопине Рязанской губернии в образцовой по советским меркам семье железнодорожного служащего и учительницы. Его родители включились в общественную борьбу начала века: стали издавать оппозиционную газету и в итоге вынуждены были бежать на Урал. После революции пятнадцатилетний Афиногенов организовал Коммунистический союз учащихся Рязани, выступал на собраниях и митингах. Под псевдонимом Александр Дерзнувший он опубликовал свою первую поэму под названием «Город». В 1920 году он занимал 16 должностей (военный цензор, заведующий уездпечатью, редактор газеты, член коллегии отдела народного образования и др.) и приходил в школы с проверкой, пугая учителей «начальственным видом и наганом, прицепленным сбоку». Выбирая между политикой и литературой, он в итоге удачно совместил одно с другим: после окончания Московского института журналистики Афиногенов оказался в Ярославле, где одновременно редактировал газету «Северный рабочий» и возглавлял ассоциацию пролетарских писателей. С этого момента его литературные успехи всегда шли вместе с успехами номенклатурными.
В середине 1920-х годов Афиногенов переключился на драматургию и с невероятной скоростью выдал серию пьес агитационного содержания: «По ту сторону щели», «Гляди в оба!», «В ряды», «Малиновое варенье», «Волчья тропа». Пьесы строились на остром мелодраматическом сюжете и на понятном зрителю с первых сцен противопоставлении настоящих коммунистов-партийцев и врагов советской власти, затаившихся и замаскировавшихся, но не отказавшихся от своих коварных планов. В кульминационной сцене такой пьесы, как правило, происходило разоблачение или саморазоблачение. «Пока глаза в моем черепе есть, пока ноги в гору несут, я свою тропинку в жизнь вытопчу, к солнцу поближе заберусь, повыше, где воздух чистый, где власти много. <…> В жизнь вгрызаться, окрутить ее, насиловать — все мое, все хочу взять, ни с кем не поделюсь, самому мало, мало, мало!» — скрежетал зубами классовый враг в пьесе «Волчья тропа». Через несколько минут в его дверь постучали доблестные сотрудники ГПУ.
В 1927 году Афиногенов переехал в Москву, где сделал стремительную карьеру внутри Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) — самой влиятельной литературной организации конца 1920-х. Руководитель РАППа Леопольд Авербах зачастую получал указания напрямую от Сталина и высшего партийного руководства и виртуозно организовывал травлю не до конца лояльных писателей (открыто нелояльных к этому моменту почти не осталось). Подстроиться под требования РАППа было практически невозможно: организация строго придерживалась сталинской линии в политике, а сталинская линия постоянно и непредсказуемо менялась. Задача РАППа поэтому сводилась к тому, чтобы первым заявлять о безусловной правоте Сталина и превращать политические лозунги в художественные высказывания.
Слава пришла к Афиногенову после премьеры пьесы «Чудак» (1929) — очень быстрой реакции на сталинский призыв мобилизовать низы партии против ее верхов под лозунгом искоренения бюрократизма. «Чудак» выводил на сцену молодого беспартийного энтузиаста Бориса Волгина, который оказывался убедительнее и эффективнее догматичных партийцев и циников-карьеристов. По сюжету Волгин берет на фабрику еврейку Симу Мармер, несмотря на противодействие антисемитски настроенных рабочих. В конце его увольняют и грозят отдать под суд, а затравленная Сима бросается в реку — однако мораль не в этом, а в том, что Волгин и без партбилета оказывается способен правильно интерпретировать политику партии. Сталин ценил лояльность РАППа, он пришел на представление «Чудака» во МХАТ-2, пожал автору руку и сказал: «Хорошо».