Алиса Чернышёва
Чернильница
Ходит убеждение, что однажды Антон Павлович Чехов сказал: «Дайте мне любой предмет, и завтра о нем будет рассказ. Вот, хотите напишу об этой чернильнице?». Фраза эта ушла в народ, тысячу раз пересказывалась, столько же изменялась и столько же придумывалась заново. Дошло до того, что уже неизвестно или известно, но не всем, говорил ли такое великий писатель вообще, а сели и говорил, то подтверждал ли свои слова действиями. Сейчас это все уже не столько важно и не столько нужно для читателя, знать делал это Чехов или не делал, говорил или не говорил. Ведь и без этого талант этого писателя велик и неоспорим. Поэтому, будучи простым человеком, не так давно взявшим в руки перо, можно лишь ссылаться на гений Чехова, пытаясь то ли подражать ему, то ли воровать немного славы. Хотя «воровать» звучит слишком глупо и самонадеянно, ведь у покойников нечего воровать, а у таких покойников, чье имя на слуху уже не первое поколения, и пытаться «воровать славу» бесполезно. Ведь имя великого писателя так и останется и с этим рассказом станет еще памятней, а имя «вора» забудется быстро и потеряется во времени.
Это чернильница.
Несомненно, сейчас у читателя возник в голове некий объект под названием «чернильница». Хотя предмет этот довольно специфичный и в наше время не просто нераспространенный, а абсолютно исчезнувший из обихода простого гражданина предмет, все же большинство смогло себе вообразить небольшой сосуд, сделанный из стекла, фарфора, металла или какого угодно еще материала. Вероятно размер, форму, цвет и прочие характеристики каждый из читателей уже подобрал и, что еще более вероятней, характеристики эти разняться от человека к человеку. У каждого своя чернильница.
У кого-то она будет маленькой, круглой фарфоровой скляночкой, расписанной соответствующими этому хрупкому и весьма дорогому материалу синими узорами, и стоять будет на ажурной деревянной подставочке с позолотой и салфеточкой, предварительно положенной не во избежание конфуза – чернила имеют неприятное свойство впитываться и никогда больше не отстирываться, оставляя страшные синие пятна – а для пущего эффекта, ведь салфеточка эта, как и вся чернильница в целом, имеет презентабельный, нежели потребительский характер. Все это великолепие под названием «чернильница» никогда в своей жизни чернил, как таковых, и не видывало, и связано это все с тем же гадким грязным свойством чернил, лишающим чернильницу не только изящности и красоты, но и всякого смысла.
Иной читатель вообразит себя нескладный увесистый сосуд средних размеров, наделенный таким толстым слоем стекла на донышке, что вероятно в неожиданной схватке с недругами, позарившимися на господское имущество или же просто перебравшими с выпивкой, вооружившись сосудом, можно было иметь хоть и негласное, но очевидное преимущество. Чернильница выглядит дешевой, из-за скверной работы дельца и стекла сомнительного качества, но на деле является предметом практичным – помещает в себя достаточное количество чернил и имеет крышечку, для удобного использования в дороге. Однако все ее преимущества разбиваются о реальность, в которой чернильницы давно из обихода вышли и их удобство весьма сомнительно.
Но вернемся к той скромной, но не менее важной группе читателей, которые в жизни своей ни разу никаких чернильниц не видывали и слов таких не слыхивали. Часть из них, прочтя вышестоящие описание, смогли худо, бедно вообразить себе этот объект. Однако это все же не то же самое, что иметь свою чернильницу. Автор этого текста заставил читателя вообразить образ той чернильницы, которая пришла в голову именно ему. Хотя справедливости ради, стоит отметить, что и в жизни у каждого своя голова на плечах, но не каждый умеет ей пользоваться, и благосклонное общество создало благоприятнейшие условия для таких людей, сделав «готовый образец жизни», в котором за тебя все уже решили и придумали. Но я не осуждаю таких людей, о нет! И я искренне извиняюсь, если кому-то могла прийти в голову такая мысль. У каждого своя жизнь и своя чернильница, с которыми он волен делать, что заблагорассудиться.
Есть еще одна группа читателей, которые при виде незнакомых слов попросту читают дальше, погружаясь в пущий абсурд из-за своей лени и безграмотности, а затем окончательно теряют нить повествования и в сердцах бросают вон наскучившую книгу. Пожалуй, я смягчу условия, ведь читателей нужно любить и им уже пришлось изрядно попотеть над нелегкой задачей – воображать. Итак, я начну заново.
Это телевизор.