— Хоть одно доказательство! — покраснев от гнева, потребовал Чанёль.
Вздрогнув, Чаурим задумалась на мгновение, а затем ткнула пальцем в синеватый засос на шее.
— Вообще-то, это я тебе его оставил. И этот тоже, — коснувшись пальцами меток, неожиданно мягко фыркнул Пак.
Девушка подняла на него недоумённый взгляд, в котором застыли слёзы, и медленно зажмурилась, смаргивая горячие капли.
— Ты прав, я увольняюсь.
***
Автомобиль увяз в пробках сразу на въезде в столицу, накаляя до предела и без того нервную обстановку в салоне. Чанёль и Чаурим не перебросились более ни словом, обоюдно придя к решению, что расстанутся сразу же по приезду в салон — Кан заберёт документы и навсегда исчезнет из жизни Пака.
Хотелось плакать от страха и бессилия, а ещё странного щемящего чувства одиночества, разрастающегося в груди. Неужели успела привязаться к Чанёлю и полюбить его по-настоящему? Оттого и не покидает ощущение предательства. Он не верит ей, не слышит, не понимает. Упрямый в своих убеждениях, он никогда не сможет услышать её.
Когда до салона оставалось чуть больше десяти минут езды, рабочий мобильник Кан разразился трелью. Не глядя мазнув пальцем по экрану, она прижала его к уху и вздрогнула от услышанной тирады, произнесённой сиплым от слёз голосом.
— Что такое? — заинтересовался Чанёль, когда Чаурим сбросила звонок и машинально спрятала мобильник в карман пальто.
— Старушка Чон… У них проблемы!
***
Дверь квартиры открыл молодой мужчина. Он обеспокоенно осмотрел гостей и, чуть подумав, пропустил их в прихожую. Помятый вид и мешки под глазами кричали о том, что не только для Кан и Пака эта ночь выдалась бессонной.
— Что произошло? — снимая пальто, поинтересовался Чанёль.
— Моя жена проснулась посреди ночи и решила проверить Джинсу. В детской его не нашлось. Сын сидел на подоконнике в комнате деда, с кем-то разговаривал. И самое ужасное то, что окно было открыто. Мой ребёнок чудом не свалился вниз! — нервно поведал мужчина, потирая костяшки пальцев.
— Не совсем понимаю, зачем вы позвали нас? — кинув внимательный взгляд на Чаурим, спросил Пак.
— После того, как я снял сына с окна, он впал в беспамятство. Бредил всю ночь, мы вызывали скорую, но они сказали, что малыш простудился. А сейчас он пришёл в себя и требует вас.
Явно удивлённые, Чанёль и Чаурим прошли в детскую, где уже сидели старушка Чон и мама Джинсу. Сам малыш лежал под одеялом и смотрел в потолок стеклянным взглядом. Услышав тихий хлопок двери, он перевёл взгляд на Пака и натянуто улыбнулся, словно кто-то дёрнул за невидимые ниточки, насильно вытягивая уголки рта.
— Ах, вы пришли! — встрепенулась старушка.
Чанёль сухо кивнул в знак приветствия и остановился рядом с кроваткой, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Чаурим ощущала исходившую от него неловкость — Пак умел обращаться с женщинами, но дети его явно пугали и настораживали.
— Пусть они уйдут, — не глядя на маму и бабушку, потребовал Джинсу.
— Но…
— Идите, — мягко прервал возмущения молодой женщины Чанёль.
— Он знает, что делает! — схватив дочь за руку, принялась увещевать старшая Чон.
Старушке всё же удалось увести дочь из комнаты, и Пак присел на освободившийся стул. Чаурим молча встала за его спиной, глядя на бледного, покрытого болезненной испариной мальчика.
— Что ты хотел мне сказать? — сжав крохотную ладошку, тихо спросил мужчина.
— Он сказал, что ты ему нужен.
— Кто он? И кому ему? — насторожился Чанёль.
— У него бубенчики на голове и он плохо пахнет, — шёпотом поведал Джинсу. — Он сказал, что если ты не придёшь, то он заберёт меня.
Пак ушёл поспешно, никому ничего не сказав. Порывисто схватил пальто и вышел на площадку, а Чаурим пришлось успокаивать беспокоившихся родственников и плести несусветную чушь. В конце пообещав, что Чанёль обязательно проведёт ещё один обряд по очищению квартиры, девушка выбежала на улицу и вздохнула облегчённо — Пак не уехал, курил возле машины, нервно пиная попадающиеся под ноги камушки.
— Я должен тебе кое-что рассказать, — выкинув в сторону окурок, выдохнул он.
Боясь вспугнуть неожиданное желание Чанёля быть откровенным, Чаурим пошла за ним следом. Они миновали несколько дворов, прежде чем добрели до пустого серого парка с размытыми тропинками, мелькающими меж деревьев. Добрели до скамейки в центральной его части и сели прямо на влажные доски, не опасаясь, что одежда может испачкаться — куда уж больше. Пак вновь закурил, накачивая лёгкие никотином, а девушка нервно кусала губы, то глядя в сторону, то вновь оборачиваясь на мрачного мужчину.
— Я родился очень странным ребёнком, — наконец, заговорил Чанёль, выдыхая горький дым в свинцовое небо. — Болезненный, молчаливый и угрюмый, я пугал своих родителей. Не общался с другими детьми, никогда не смеялся, а дни проводил не с игрушками, а сидя в тёмном углу своей комнаты или заползая под кровать, если было слишком солнечно. Но окончательно родителей переклинило после того, как я стал разжигать огонь. Вот так, просто — раскрывал ладонь и на ней загоралось пламя.
Мужчина протянул Чаурим свою руку, но ничего не произошло — лишь на кожу упала пара капель дождя, затушивших невидимый огонёк.
— Никто не мог дать этому объяснения, и тогда родители решили, что в меня вселился демон. Знаешь, что они сделали? — сверкнул глазами Пак. — Они потащили меня к экзорцисту! Я до сих пор помню этого престарелого шарлатана в рясе, от которого воняло кислой капустой и мочой. Он привязал меня, пятилетнего малыша, к стулу, начал читать молитвы, кричать на меня. Я испугался, плакал, я был без сил, а под конец сеанса и вовсе потерял сознание. Говорят, что я не приходил в себя около трёх дней. У меня была лихорадка, я бредил, ни один врач не мог поставить мне диагноз. Но потом я всё же пришёл в себя и родители торжественно объявили, что я теперь вменяем!
Чаурим встревожено следила за эмоциями на лице Чанёля — ему было почти физически больно от неприятных воспоминаний, но он продолжал говорить, обнажая перед Кан свою душу.
— Я стал совсем другим ребёнком — шумным, шебутным и общительным. Я больше не разжигал огонь силой мысли и никогда более не сказал родителям, что их люблю, — грустно усмехнулся Пак. — Меня никто не переубедит, что я стал другим лишь потому, что из меня, якобы, выгнали дьявола. Я был замкнутым из-за того, что моя собственная мать боялась оставаться со мной наедине, а отец, пока никто не видел, шипел на меня и больно хватал за шею, словно желал задушить. Такое чувство, что тот обряд изгнал демона не из меня, а из них.
— Но как же огонь, который ты мог разжигать просто так? — не смогла промолчать Чаурим.
— В Индии в семидесятых годах прошлого века был засвидетельствован случай, когда один старик тоже мог делать такой фокус. К сожалению, сейчас он умер и я не могу узнать его секрет, — развёл руками Пак. — Вообще, этому можно найти научное объяснение. Один знакомый-учёный мне даже формулы рисовал и целую теорему расписывал, но я слабо смыслю в физике, Чау.
— И что же было дальше? — когда мужчина погрузился в собственные мысли, позвала его девушка.
— Дальше? — хмыкнул Чанёль. — Я постарался забыть о том случае из детства и зажил обычной жизнью. Закончил школу, поступил в универ, у меня появилась собственная рок-группа и лучший друг, который знал о всех моих секретах и разделял мою точку зрения. А теперь представь, что я почувствовал, когда эта обдолбанная наркотой сука позвонила мне среди ночи и сказала, что ему страшно. Что за мной пришли. Что он побывал там и, зная, как там страшно, никогда не позволит мне уйти туда. Я послал его куда подальше, выключил телефон, а утром узнал, что Бэкхён выпрыгнул из окна.
Моментально сопоставив услышанный ранее рассказ и эту историю, Чаурим побледнела и принялась лихорадочно складывать факты, боясь тревожить Чанёля вопросами.