— Изменить рисунок на полпути? — Лесли нахмурилась. — Это глупо. Ну, правда, Рэббит, ты прекрасно работаешь. Я всегда знала, что у тебя все на высшем уровне.
— Не в этом дело.
— А в чем?
— Просто я хочу, чтобы ты была счастлива, Лес. — Он потер бородку. Лесли еще никогда не видела, чтобы он так нервничал.
— Тогда закончи мою татуировку, — мягко сказала она и сняла блузку. — Давай. Мы уже обо всем этом говорили.
С непонятным выражением лица он указал на кресло:
— Это твой выбор. Все будет хорошо. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.
Она усмехнулась и села, повернувшись к нему спиной.
— Так и будет. На моей коже будет самая красивая, просто идеальная татуировка. Моя кожа — мой выбор. Разве может со мной что-то быть не так?
Рэббит не ответил, но он часто молчал во время подготовки своих инструментов к работе. Он всегда это делал с дотошной тщательностью. Это успокаивало Лесли, ведь она знала, что он печется о безопасности клиентов.
Она обернулась и увидела, как он открывает странный пузырек.
— Что это такое?
— Твои чернила, — ответил он, не глядя на Лесли.
Лесли уставилась на коричневое стекло: она могла поклясться, что на мгновение увидела, как черный дым танцует, словно крохотное пламя, над краем пузырька.
— Так красиво, как будто в пузырек заключили тени.
— Красиво, — согласился Рэббит и бросил в ее сторону короткий взгляд, по его лицу по-прежнему ничего нельзя было понять. — Если бы я не любил тени, я не стал бы заниматься этим.
— Татуировками?
Рэббит взял пузырек и разлил его содержимое по стаканчикам. На дне нескольких из них уже была какая-то прозрачная жидкость. В тусклом свете казалось, что когда Рэббит наливал в них чернила из пузырька, в каждом стаканчике чернила принимали самые разные оттенки темноты.
Крошечные черные слезы, стекающие в бесконечную пропасть. Она тряхнула головой. Слишком много странных событий, а теперь и странные мысли.
— Там какие-то жидкости, которые изменяют цвет чернил? — спросила она. — Как если бы смешали две краски разного цвета?
— Они смешиваются. А я получаю то, что мне нужно для работы над твоим рисунком. Повернись. — Рэббит жестом приказал ей отвернуться.
Она так и сделала, опять сев к нему спиной. Он протер ее кожу, и она в ожидании закрыла глаза.
Через несколько секунд послышался шум машинки, и иголки снова прикоснулись к ее коже. Они слегка прокалывали кожу, но даже этого легкого воздействия было достаточно, чтобы все изменилось. Мир будто превратился в расплывчатое пятно и вновь обрел формы. Цвета ярко вспыхнули под ее закрытыми веками. Тьма выросла и рассыпалась на тысячи оттенков света, и каждый из них был чувством, эмоцией, которые она могла вобрать в себя и лелеять их внутри. Эти эмоции оживят ее, сделают сильнее их всех.
Накормят нас, спасут нас — подарят душе тело. Мысли смешивались с волнами ощущений, накатывающими на нее и отступающими, как растворяются последние воспоминания о сновидении после пробуждения. Она хваталась за них, ее разум пытался удержать эти чувства, определить их. Но эти эмоции принадлежали не только ей: она чувствовала тоску незнакомцев снаружи, на улицах — слияние волнений и страхов, жажды и гнева. И тогда страстные желания, слишком странные, чтобы попытаться описать их, нахлынули на Лесли.
Но как только они коснулись ее, все чувства ушли, оставив за собой натянутую нить, которая соединяла ее с тенями, с той самой пропастью, в которой были собраны чернила, оставшиеся теперь навсегда в ее коже.
Ириал скользил по самому краю тяжелого сна. Он чувствовал, как она — его Лесли — становится все ближе к нему с каждым прикосновением иголок Рэббита, которые связывают ее с ним, чувствовал, как она становится его, ближе ему, чем все его фейри, чем кто-либо когда-либо был. Ириалу казалось, что иголки Рэббита прокалывают его сердце, легкие, глаза. Она вошла в его кровь — это было так же неоспоримо, как и то, что его кровь теперь была в ее коже. Он чувствовал ее нежность, ее сострадание, ее силу и тоску по любви. Он чувствовал ее уязвимость и все ее надежды — и он хотел любить и баловать ее. Испытывать такие нежные чувства было совершенно не к лицу королю Темного Двора. Если бы я знал об этом заранее, решился бы я на этот обмен?
Он хотел сказать себе, что не стал бы этого делать, но он позволял делать с собой и худшие вещи, чтобы гарантировать безопасность своим фейри.
В его кошмарах она была девушкой, которую он нес по улице; из ран его Лесли текла кровь — из ран, нанесенных ей мужчинами, лица которых он едва мог разглядеть. Он не знал, что было правдой, а что искажено ее страхом. Но она ему все расскажет. Когда они станут близки, он пройдет по ее воспоминаниям, успокоит ее и убьет всех тех, кто причинил ей боль.