Его вел другой, тоже бородатый и худой, мужик.
Вообще ведущие там были словно специально подобранные – бородатые, поджарые, хипповатые дядьки в старых трениках и почему-то босиком.
Ни дать ни взять – десант йогов.
Напомню, до перестройки йогой занимались тайком, это было делом наказуемым.
Построившись по парам, как в детском садике, мы двинулись в медитационный путь.
– Представьте, что под вашей левой ногой зажигается зеленый шарик, – вещал бородатый, легко пританцовывая сбоку.
Я представила.
Солнышко начинало подниматься. Становилось жарковато.
Все бегущие были в спортивных штанах и футболках.
Я приехала из другого района приличная, в джинсах и шерстяной рубашке.
Медитация набирала обороты.
Зеленый шарик, поморгав под левой ногой, заморгал и под правой.
Постепенно засветились кости голеней, за ними следующие кости в ногах…
Сейчас все позеленеет, – и прибежим, – думала я.
Дорога, обильно поросшая по бокам крапивой, топила в песке ноги по щиколотку.
Сосны любят песчаную почву. Конечно, они же в ней стоят и не бегают.
Я – не сосна. Бежать было дико неудобно.
Старательно представляя, как по мне поднимается свет, загораясь в нужной цветовой палитре, я томилась среди бодро пыхтящих наливающихся светом медитующих.
Вопрос, когда же мы прибежим, звучал во мне все громче.
Но спросить вслух – означало выдернуть всех этих людей из цветного свечения, а это мне казалось нечестным.
Без вариантов: оставалось бежать.
Тут в груди всех нас неожиданно обнаружилась золотая чаша, которая начала наполняться чем-то золотым, изобильным и явно хорошим.
Ща мы ее нальем и прибежим, – приободрилась я и запыхтела старательнее.
Тут же, словно в поддержку, меня ужалила в руку крапива с обочины.
…Наполнив чашу, мы остановились на солнечной поляне, воздев руки к небу.
Меня эта остановка чрезвычайно вдохновила.
Стоять было приятней, чем бежать, и даже поднятые вверх руки не раздражали.
Единственное, что омрачало блаженство – это мухи, которые тут же зажужжали вокруг и полезли в потное лицо.
Мы подышали, наполнились еще чем-то живительным, – и, увы, побежали дальше.
Конечно, я уже сейчас не расскажу в деталях, что представляли и в каком порядке, поэтому, пожалуйста, простите мне возможную путаницу…
Солнце светило все жарче, рубашка кололась, песок забился в кроссовки, и уже хотелось пить.
– Поднимите руки перед собой, – призвал бородатый, по-прежнему легко пританцовывая.
Мы явно бежали медленнее его привычной скорости.
Казалось, не будь группы, он бы сейчас улетел стрекозкой сразу километров на тридцать, легко и непринужденно.
…Бежать с протянутыми вперед руками было неудобно.
Чаша уже наполнилась, переполнилась, перелилась через край и облила каждого золотым содержимым, а процесс пошел дальше.
– Представьте, что на правой руке загорается зеленым светом указательный палец! – предлагал ведущий.
Пальцев, как мы помним, пять. Они загорались по очереди.
Сейчас мизинец догорит – и прибежим, – подбадривала себя я.
И вот уже финальный мизинец засветился…и…
– А сейчас светом загорается указательный палец на ЛЕВОЙ руке!– услышала я вдохновенный неумолимый голос.
Чтоб все!.. Ну ладно, загорелся. Потерпим.
Желание наконец прибежать переполняло не хуже золотой жидкости из той медитативной чаши.
С каждой минутой солнце грело все старательнее, мухи жужжали все назойливее, пыль поднималась все выше…
Что-то еще говорил наш неугомонный бородатый поводырь, но все было уже как в тумане.
– А теперь, – неожиданно возвысил он голос, – мы преодолеем препятствие и поднимемся ввысь!
Высью служила насыпь, где щебенка чередовалась с битым стеклом.
Пыхтя, мы карабкались наверх.
Боже, какое счастье, что я догадалась бежать не босиком! – думала я, со страхом глядя на голые ступни лезущих рядом.
Было уже не до желаний.
Щебенка осыпалась под ногами и, того и гляди, вместо вознесения на насыпь могло произойти позорное низвержение в пыль.