Наизусть знали запев , припев и коду.
Были в курсе, что все может пойти на второй круг, что означало плюс 20 минут.
Прогульщики спрашивали потом – ну что, гнилушки все светятся? —на что получали благодушный ответ:
– Светятся, а что им будет.
Каждый год в филармонии мы пели "Крылатые качели".
Со всего города собирали хоры.
Хористы в концертной форме торчали во всех проходах, на всех галерках под присмотром хормейстеров
Когда наступал момент икс, в сотни ртов на сотни голосов мы выдавали на гора песню Крылатова.
Дирижировал нами всеми Владимир Михайлович.
Он, казалось, держал в своих дирижерских объятиях весь город, небо, Землю… Масштабными жестами отправлял он нам флюиды музыки и порыкивал в особенно важных значимых местах.
Он сразу всех предупреждал, что молча дирижировать не умеет.
На всякий случай мы пели погромче, чтобы не палить декана.
На третьем курсе я пошла работать концертмейстером в родном институте.
Нигде после не было мне так тепло и по-домашнему, как здесь.
Довелось попасть в класс дирижирования к Владимиру Михайловичу.
Здесь каждому надо было пройти боевое крещение ауфтактом.
Радостный благоговеющий первокурсник робко топтался перед самим громовержцем.
– Что такое ауфтакт? —звучал вопрос и я заранее сжималась на своём стуле у инструмента.
В ответе должен был прозвучать буквально перевод части слова "ауф" – в, на, перед.
Но студенческий ребёнок этого не знал.
Счастливо улыбаясь легкому вопросу, ответчик начинал рассказывать суть явления СВОИМИ СЛОВАМИ ПО-РУССКИ…
Но вновь натыкался на вопрос:
– Что такое АУФТАКТ??
Над студентом начинали сгущаться тучи.
Запинаясь, на всякий случай меняя слова местами, новобранец дирижирования повторял ещё раз то, чему его учили до вуза.
-ЧТО ТАКОЕ АУФТАКТ?!?!?! – гремел на весь кабинет гром.
На декана было страшно смотреть.
Багровея и трудно дыша, сурово нахмурившись и меча взглядом молнии, он, из последних сил сдерживаясь, повторял злосчастный вопрос.
Студент неслышно начинал оползать по стеночке и больше всего желал провалиться сквозь землю или телепортироваться на другой конец города.
Всё это время я жалась на своём стуле, не в силах помочь несчастному. Или несчастной.
Наконец на предельном фортиссимо раздавался правильный ответ:
– Ауф!! В!!! На!!!! Перед!!!!!!
Гром внезапно утихал и громовержец усталым жестом отсылал студента на временную передышку.
По разнообразию эмоций и состояний такой урок ничуть не уступал Шекспировским страстям.
Старшаки, кстати, на тот же вопрос, не моргнув глазом, сообщали точный перевод, и декан лишь удовлетворённо кивал в ответ.
А потом лет через пятнадцать мы с школьным хором приехали на конкурс.
Подкравшись к залу, дабы оценить возможное время ожидания, мы с хормейстером увидели на сцене взрослый хор, а перед хором нисколько не изменившийся, абсолютно непотопляемый, Владимир Михайлович вещал о нашем городе, о патриотизме, о России и русской душе, и уже было показались гнилушки…
Таким родным, тёплым, давно забытым и давно не слышанным пахнуло от этого монолога!
Когда мы допели и наш хор уходил со сцены, я, удивляясь своей наглости, подошла к столу жюри и расцеловала своего декана.
В следующий раз я увидела его на параде 9 мая.
Подтянутый, красивый, во фраке, Владимир Михайлович дирижировал объединённым хором.
На площади было полно артистов, хореографы танцевали, показывались картины войны, ехали телеги и боевые машины, стелился дым…
Внезапно в какой-то момент главный дирижёр развернулся и пошёл через площадь, сквозь строй танцоров, удачно огибавших его своими линиями, сквозь дым, сквозь артистов к Оперному, дирижируя всем этим действом, трибунами, весенними деревьями, улицами и домами, природными стихиями.....
Таким он и сейчас стоит перед глазами.
ЛЮБИТЕ…
Я не помню, с чего все это началось.