Выбрать главу

В 90-х это было самое популярное преступление.

Эпидемия «шапочных грабежей» тогда захлестнула всю нашу страну.

Шапки срывали на ходу, а тех, кто сопротивлялся, могли припугнуть или даже избить.

Меховая шапка-формовка была прямо-таки статусным головным убором, значимость которого сегодня можно сравнить с IPhone.

Шапки по тем временам стоили дорого – две, а то и три средние зарплаты.

На такую добычу грабитель мог припеваючи жить несколько недель.

Эля, подружка сестры, как-то попала под раздачу.

Возле дома, в неосвещенном безлюдном проулке на нее напрыгнул парень и рванул норковую шапку с ее головы.

Шапку, на которую долго копили родители, еще совсем новую, блестевшую ворсом даже в зимней темноте.

В стрессе Эля успела заметить, что парень тоже в шапке, и недолго думая хапнула эту шапку с его головы.

В ответ. В обмен. Чтобы хотя бы не было так обидно.

Парень убежал, и Эля тоже побежала. Домой.

Дома, в тепле и безопасности, Эля обнаружила, что у нее теперь – две норковые шапки.

Потому что к своей она в свое время пришивала страховочную резиночку. Противоугонную систему, так сказать.

И система сработала. От рывка шапка просто повисла на резинке за спиной, и Эля в пылу стычки с вором ее не заметила.

А незадачливый грабитель был наказан на месте, буквально не отходя от кассы.

Когда мы услышали от Эли эту историю, то радовались как дети.

В проулке между домом и садиком словно воплотился в реальность фильм, где добро побеждает зло, а хорошие люди получают подарки.

Чужая мужская шапка – подарок так себе, но ведь зло было наказано!

На свою шапку я тоже пришивала резинки. Перед выходом из дома и с работы упаковывалась в эту противоугонку: так полицейский одевает кобуру, так пристегивает снаряжение альпинист.

Моя норка была к тому же особенная. Большинство носили коричневые, а у меня была голубая.

В случае расставания замены не было – лет так на несколько.

Однажды утром, на остановке перед переполненным автобусом, я увидела и вовсе драматическую картину: женщина отчаянно запихивала себя в автобус, буквально по сантиметрам.

Тогда в автобусе можно было спать стоя – падать все равно было некуда.

Если спиной к моей спине попадался человек, который кашлял, щекотало в бронхах у меня – такой была взаимодиффузия.

Автобус, в который стремилась женщина и в котором люди уже давно были сплюснуты в самых невероятных положениях, уже десять минут как превзошел свои возможности.

Но ей очень надо было на нем уехать.

В последний момент она вжалась в людей на ступеньках – и двери закрылись за ее спиной, сбив с головы норковую шапку в грязный снег на остановке.

И все увидели на ее голове завязанные тряпочками кудельки – самодельные бигуди такие.

Женщина явно старалась даже в таких условиях быть красивой.

Автобус уехал.

И кто-то, стоя с этой шапкой в руках, спросил вслед – а как же?… Остановка ответила дружно – теперь носи сам.

…Перестройка давно стала расплывчатым туманным прошлым.

Что с того, что несколько лет множество людей жили в тисках обстоятельств, полностью разрушивших все ясное, известное и простое, чем определялась жизнь?

Что все до хрипоты орали на митингах и дома, депутаты дрались в думе, что крики начинались с самого утра по радио и телевизору, что перестройка все равно прошла, СССР развалился и …

И наступили другие времена.

…Но, если читать хоть что-нибудь из истории, приходишь к простому выводу – все может быть.

Не стоит зарекаться. Ни от чего.

Может, поэтому я и не выкидываю эту старую норковую шапку?

МАТУШКА МАРИЯ

История эта не отпускает меня уже лет двадцать.

Почему-то я ее помню, хотя с тех пор произошел миллион других историй.

На первом курсе она вела у нас полифонию.

Если сравнивать с мультяшными персонажами, простите, я бы сравнила ее с Чебурашкой, милым и добрым, только уже пожилым.

Маленькая, негромкая, просто и скромно одетая, без тени макияжа, абсолютно недемонстративная, и даже кроткая.

Что, впрочем, не помешало ей влепить мне четверку за год.

В моем красном дипломе их, четверок, всего две – вторая философия.

Студенты всегда ржут и прикалываются, а преподов частенько рассматривают с ноткой снисходительности.

На первом курсе многое казалось забавным.

Чего стоил философ, целый урок из пары распинавшийся о свободе и демократии своих лекций, на которых можно свободно выходить, и чуть ли не есть и пить.

Когда же вдохновленные и убежденные девчонки троицей потопали за чаем, их остановило громовое «КУДА???»