Людей, которые жили за бугром и одновременно не жили.
Людей, которые жили там хорошо и с удовольствием.
Людей, вернувшихся на Родину и принявших испытания своего времени.
Ностальгия есть, и они действительно тосковали и хотели домой.
И многие жизнью заплатили за свой выбор.
У всех красной нитью – любовь.
Любовь, Карл!
К стране своей, к земле – любовь.
Когда понимаешь – ну вот так, есть косяки, пороки, болезни в любимом существе, но это неважно, потому что выбор сделан и это любовь.
Настоящая и безвозмездная.
И патриотизм – это не лозунги и транспаранты, не военные шеренги.
Это любовь к тому месту на Земле, где живёшь.
И мы поистине не ведаем, что творим, когда засираем это самое дорогое по сути место.
Ведь не выбросишь маме родной в карман халата обертку от чипсов или бутылку от минералки.
А на улице вроде как можно?
Но так будет не всегда. Я в это верю.
На самом деле эта любовь живёт во всех нас. Просто не все её замечают…
ПИАНИНО
Недавно я сделала это.
И даже сорока лет не прошло…
Я невзлюбила играть на пианино лет с 11 примерно.
Любой ребенок, хоть когда-нибудь учившийся в музыкальной школе, меня поймет – потому что хоть раз обязательно испытал это на себе.
Занятия музыкой – не фантики, в них очень много рутины.
Ты идешь в музыкалку через двор, где беззаботно носятся твои одноклассники.
Вечером тебя пустят проветриться минут на 30, потому что плюсом к урокам идут уроки музыкальные.
Все планы корректируются вопросом – а ты сегодня занималась?
И, когда ты садишься за инструмент, сразу обостряются все защитные функции организма, и ты хочешь пить, пИсать, есть и спать, причем одновременно и очень сильно.
Школа, книги, музыкальная школа. Получается, что ты все время сидишь по комплексу причин. И от этого твои личные комплексы начинают разрастаться.
А еще – ты вырастаешь. И неожиданно выясняется, что в тебе маловато сходства с прекрасной грациозной лебедью, зато много – со свежевыпеченной плюшкой. Этакая мисс дрожжи.
Как отягчающее – ты всю жизнь мечтаешь танцевать, но тебя туда не берут.
Однажды я, уже в старших классах, прорвалась на хореографию в местный ансамбль и с бьющимся сердцем заняла место у станка.
Свою сосископодобную длань, в смысле ногу, выше 15 градусов поднять и удержать мне так и не удалось.
Нога тряслась мелкой дрожью, потому что обильный холодец в ней был, а вот мышц – не было.
Да и в ансамбле не оказалось мест для батончиков с холодцом.
У меня еще были очки. Пластмассовые, советские, с толстенными стеклами, превращающие меня в сову на пенсии.
Девчонки из класса уже вовсю гуляли с пацанами и повышали эмоциональный градус своей личной жизни.
Мой же эмоциональный градус рос в связи с растущей сложностью сонат, багателей, инвенций.
Стоит ли говорить, что мои родители слышали всё – уйду из дома, сброшусь с балкона, не хочу туда ходить?
Мама изрекла: получишь свидетельство об окончании музыкальной школы и делай что хочешь. Принципиальная позиция. Потом еще спасибо скажешь.
Чтоэээ?? Ясен пень, я надулась от возмущения и проверещала, что никогда это слово в данном контексте не прозвучит.
Мама мечтала играть на фортепиано.
У нее не было инструмента, а ближайшая музыкальная школа была далеко. Мама ездила туда на автобусе.
Однажды зимой автобус захлопнул двери и поехал, зажав мамино пальтишко и потащив ее за собой. Ей было очень страшно.
Музыкалку она бросила.
Музыкалку закончила я…
Наверное, это любимые грабли всех родителей – то, что отцы не допели – мы допоем, то, что отцы не достроили – мы достроим…
Поэтому дочку я отдала на танцы с твердым убеждением, что девочка – это в первую очередь красота и грация.
И теперь время покажет – что у нее была за заветная мечта, о которой не узнала я.
А еще иногда мой инструмент служил миротворцем.
В классе был период моего противостояния с мальчишками.
Перемирие наступало на переменах в классе, где стояло пианино.
Звучала фраза «Лукьяшка, сыграй», и я играла. И меня слушали.
Сила искусства!