- Что значит «лучше»? – ругалась я. – А без шапки плохо, что ли?
- О, нет, не в смысле лучше… Я не то хотела сказать, - и она улыбалась, и я уже не хотела возмущаться, думая, что готова сниматься и в шапке, и в валенках, и хоть в чём, только чтобы видеть, как её изящные пальцы щелкают по кнопке.
- Попробуй прислониться к колонне, - говорила она.
- Вот так? – чем дольше она смотрела на меня через объектив, тем более зажатой я себя чувствовала.
- Расслабь плечи. Ты очень напряжена, - сказала Диана, словно вторя моим мыслям и ощущениям.
Я попробовала расслабить плечи, но они как будто одеревенели, и я почувствовала себя ещё хуже.
- Нет, всё-таки модель из меня никудышная, - простонала я, опираясь о колонну и прикрывая глаза ладонью. В тот же миг раздался щелчок. – Эй, ты что без предупреждения?!
- Хорошо, вот тебе предупреждение: сейчас отсюда вылетит птичка! – и прежде, чем я успела испугаться, она щёлкнула снова. Диана всегда всё делала быстро, раньше, чем я успевала что-нибудь сообразить и предпринять. И это хорошо. И мне так было легче. И я всегда буду благодарна ей за это.
- И где же птичка? – улыбнулась я, и она тут же поймала мою улыбку.
- А она такая же пугливая, как ты. Я сказала ей вылететь, и она застеснялась.
Я засмеялась, не замечая уже, как плечи расслабляются сами собой. Она поймала мой смех и оторвалась от объектива, посмотрев на меня. И вот тут я впервые и заметила это изменение в её взгляде. На секунду мне показалось, что она как будто смотрит на меня в первый раз. И я не знала, что сказать. И мы просто смотрели друг на друга.
Шёл снег.
- У тебя здорово получается, - сказала Диана, и голос её тоже показался мне немного другим.
- Да куда там…
- Пройдись… Сделай несколько шагов в мою сторону. Да… Вот так. Отлично.
- Покажешь мне потом, что получилось?
- Конечно, обязательно…
- А можно сейчас посмотреть? Я уже устала. И замерзла, - я не любила ныть да и не хотела, но это было чистой правдой. Мне казалось, что этот фотоаппарат высасывает из меня душу, а пальцы и ноги уже окоченели.
- Ещё чуть-чуть. Потерпи ещё немного. Я буду должна тебе горячий чай с печеньем. Или ещё с чем захочешь… - зато Диана как будто ещё больше входила во вкус. Никогда ещё я не видела её такой увлечённой, даже когда она рассказывала той ночью про свою любимую Одри. И мне действительно очень нравилось наблюдать за ней. Она была красивой. С этим фотоаппаратом особенно. Но с каждой вспышкой я чувствовала себя всё более разбитой и нервной.
- А можно мне тогда какао? – спросила я, прекрасно отдавая себе отчёт, что наглею и напрашиваюсь в гости.
- Конечно. Для тебя сколько угодно какао.
- И ты сама сваришь?
- Угу. Сама.
- И вообще я хочу есть! – заявила я, уже не чувствуя никакой неловкости. Мне было хорошо и весело.
- Что тебе приготовить?
- А что ты умеешь?
- Всё, - она улыбалась.
- Врёшь!
- Конечно вру. Но для тебя я готова даже научиться готовить.
А вот тут мне стало уже не до смеха. Что мы делаем? Что же мы делаем…
- Да ладно, - я вздохнула. У меня вдруг закружилась голова, и я остановилась. – Я не хочу тебя утруждать. Давай лучше зайдём в магазин по дороге и купим чего-нибудь.
- Как скажешь, - она отняла фотоаппарат от лица. – С тобой всё нормально?
- Что-то не очень, - я снова вздохнула и попыталась улыбнуться. Вышло наверное жалко.
Диана тут же подбежала ко мне, на ходу убирая цифровик в сумку, и положила руку мне на плечо.
- Прости. Я совсем тебя замучила.
- Ничего. Будешь должна мне много пирожных, - на этот раз у меня получилось улыбнуться, причем искренне.
- Конечно. Как хочешь, - и она тоже улыбнулась. Её улыбка. Была теплой.
И она вдруг взяла меня за руку, и я помню, как подумала тогда, что грохнусь в обморок. Но мне было уже всё равно. Было уже поздно что-либо менять.
- У тебя руки как лёд, - сказала Диана взволнованным, чуть хрипловатым голосом. – Пойдём скорее на автобус.
- Да нормально всё, - ответила я. – Вот подожди, как наемся пирожных, так сразу захочу ещё тебе позировать.
- Правда? – её глаза вспыхнули. – Ты согласна ещё? У меня дома?
- Да почему бы и нет… Хоть без шапки можно будет. Но это только после пирожных.
Диана расхохоталась. Она по-прежнему не разжимала моей руки.
- Ты так любишь сладкое?
- Люблю. Особенно корзиночки с кремом. И с клубникой.
- А я, хоть и не люблю, но своими рассказами ты меня уже раздразнила. Пойдём же.
И мы пошли к ней домой. Не сговариваясь, безо всяких приглашений, мы как будто с самого начала знали, что всё так и будет. И да, мы шли, держась за руки. Но я не чувствовала за собой никакой вины. Я точно знала, что не делала ничего плохого.
5
В тот день, когда мы ехали к ней домой в холодном автобусе с замёрзшими стёклами, я вдруг задумалась: «А чувствовала бы я то же волнение от её близости, будь Диана мальчиком?». Просто мальчиком, из параллельного класса например, вроде Коростылёва? Я старательно убеждала себя, что никаких «странных» наклонностей у меня нет. Ведь я раньше не замечала их, правильно? Правильно. Значит, нет? Или ещё не значит?
Но я точно знала, что не хочу, чтобы на месте Дианы сейчас оказался Коростылёв. Да что там Коростылёв, я вообще не хотела видеть на её месте никакого мальчика.
Тогда я уже могла, хоть и смутно и так сяк, но могла представить себе секс с женщиной. Эти мысли мне хоть и не нравились и заставляли меня мучительно краснеть, но отвращения не вызывали. Я не видела в этом ничего плохого, но и хорошего тоже не видела. Не думаю, что тогда, в свои пятнадцать лет я вообще способна была до конца понять это дело. Я просто думала, что с Дианой это не было бы ни отвратительно, ни плохо. И я не могла представить на её месте любую другую женщину. Н-да, невесёлые мысли, что и говорить. В конце концов я окончательно запуталась в своих внутренних рассуждениях и притихла, спрятав раскрасневшиеся щёки в пушистый шарф.
- Что с тобой? – она наклонилась ко мне с улыбкой. – Никак не оттаешь?
- Ничего! – я подпрыгнула на сидении и снова по-идиотски замахала руками. – Всё нормально!
Она с любопытством смотрела на меня. А мне вдруг стало невыносимо стыдно от того, о чём я только что думала. Я смотрела на Диану, а в мозгу всё ещё плыли эти «нехорошие» картинки, и сердце моё застучало где-то в животе.
- Смотри, какие узоры на окнах, - сказала Диана, кивнув в сторону окна, у которого я сидела.
- О, узоры! Да! – я думала, что если сейчас же не успокоюсь, начну как всегда нести какую-нибудь чушь. Диана ведь спокойная, а я чего в самом деле?!
- Похожи на цветы, - сказала она тихо, откинувшись на спинку. – На много белых замёрзших цветов. Удивительно, правда?
- Да. Удивительно.
Это действительно было удивительно. То, что происходило с нами тогда. А может, мы просто сами наделяли всё это каким-то волшебством. Да это и не важно. Важно не это.
- Когда я вижу эти узоры, я сразу вспоминаю свою сестру.
- Машу? – удивилась я. И сразу почему-то стало ещё холоднее.
- Да, кого же ещё. Слава Богу, у меня нет больше сестёр.
Я усмехнулась.
- Когда Маша была маленькой, она спросила у меня: «Если всё создаёт Бог, то эти узоры тоже сделал Он?». Она всегда задавала много вопросов. И часто я даже не знала, что на них ответить.
Я тоже не знала, что ответить. Но я поняла тогда, что Диана и Маша всё-таки похожи. Они сёстры, они родные, и они обе удивительные. Неповторимые, как эти узоры на стекле, уникальные каждая по-своему, но обе способные лишать меня дара речи.
А потом мы приехали. Потом был магазин и витрина с самыми разными пирожными, и я никак не могла выбрать. Я так хотела есть, что мне казалось, я всё могу попробовать. И трубочки, и корзиночки, и бисквитные с кремовыми розочками.
- Так что тебе купить? – Диана склонилась ко мне.
От этого вопроса я только ещё больше растерялась.
- А можно два пирожных? – спросила я тихонько.