Выбрать главу

- С тобой всё нормально? – спросила я, когда он в очередной раз дёрнулся так, что закачалась парта, и я сама вздрогнула от неожиданности.

- Да! Да! Всё нормально! – заорал он на всю аудиторию и тут же покраснел и краем глаза посмотрел на меня.

Я улыбнулась. Он был очень стеснительным и робким. Наверное, моё присутствие его смущало. А потом, когда мы разговорились на следующий день, я узнала, что он учился в школе для мальчиков, и это его смущение сразу получило оправдание.

- Ого, ничего себе! Не думала, что такие заведения ещё остались, - сказала я.

Он снова смутился и начал теребить стальную пуговицу на своей бирюзовой рубашке.

- Это очень элитная школа, - сказал он, краснея.

- О, не сомневаюсь! – я заулыбалась его стремлению похвалиться. – Но это наверное ужасно – проводить всё время в окружении одних парней. Или может, ты гей?

- Что?! Конечно, нет! – он стал совсем красным. Как настоящий переспелый помидор.

- Да расслабься. Шучу, - и я похлопала его по плечу. Наверное, со стороны мы выглядели очень странной парочкой. Тощий скрюченный юноша с вечно всклокоченными волосами и нервными пальцами и прямо-таки излучающая уверенность и спокойствие угловатая девчонка, маленькая, но с большим галстуком. Он говорил тихо и сбивчиво, я - «гаркала как охрипшая ворона», он смущался, я – смущала, он любил девушек и я тоже. Но не это нас объединяло. Пожалуй, объединяла нас любовь к красоте, абсолютной красоте, которую так сложно поймать на плёнку. Поймать не тот момент, когда красота только зарождается или уже угасает, а именно тот миг, когда она находится на пике, на вершине, возвышается над всем прекрасным, что только есть вокруг.

На этом наши разговоры о гомосексуалистах закончились. Я не стала сразу говорить ему, что мне нравятся девушки. И даже больше, чем нравятся. А зря. Быть может, если бы я сказала это сразу, он не успел бы влюбиться в меня.

- Посиди со мной ещё, - попросила я в тот день. Когда Вика ушла от меня.

За окнами было уже совсем темно, и синий сумрак пробирался в комнату. Родители давно вернулись из больницы, но оставаться дома с ними – это всё равно что одной.

- Сказку рассказать? – спросил Максим, поудобнее устраиваясь на полу.

- Расскажи. Только чтобы обязательно конец хороший. Чтобы все были счастливы.

- Даже злая колдунья? – он улыбнулся.

- Да, даже колдунья. Пусть найдёт себе злого колдуна, и они полюбят друг друга. Главное, чтобы счастливы.

И мы вместе сочиняли добрую сказку. В этой сказке девочки любили мальчиков, а не других девочек. И никто никого не бросал и не разлюблял. Хорошая вышла сказка. А ещё мы пили чай, а мама даже соорудила нечто вкусное и накормила нас. Она была рада, что ко мне в гости пришёл парень. И я наконец-то согрелась и даже смогла смеяться. Как всё-таки хорошо, что он был со мной в тот день.

Ушёл Максим довольно поздно. И может, он засиделся бы и подольше, если бы мне вдруг не стало плохо.

- Что-то меня тошнит, - сказала я, поморщившись. – И живот болит. Похоже, у меня начались месячные.

- Это всё от стресса. Месячные раньше времени, - заявил Максим, помогая мне встать с пола.

- Много ты понимаешь, - буркнула я.

Я проводила его, пообещав завтра прийти на пары, сходила в ванную и за таблеткой на кухню. Мама мыла посуду, а отец возился со сломанным радиоприёмником. Классическая картина, от которой сразу становится теплее.

- Сегодня в больнице мы встретили ту девочку, - сказала мама. – Аня, кажется.

- Аня? – я повернулась к матери. И вид у меня, наверное, был такой, словно меня только что окатили водой из ведра.

Я ведь совсем забыла о ней. Даже не вспомнила Аню с того момента, как закрыла за ней дверь.

- Она спрашивала про тебя, а я даже не знала, что ответить, - продолжала мама. – Спросила, всё ли с тобой в порядке, и я сказала, что да. В порядке ведь?

- О… конечно.

- Она будет приходить в больницу каждый день. Я так тронута. Может, ей что-нибудь передать от тебя?

- Передать… Скажи, что я помню про фотки и скоро принесу.

- Хорошо.

Из кухни я вышла, уже забыв про ноющую боль внизу живота. Аня. Будет приходить каждый день. Спрашивала обо мне.

Я улыбнулась, доползла до своей кровати и рухнула на мягкое одеяло. Приятно, когда о тебе беспокоятся. Когда хоть кто-то думает о тебе. Наверное, если бы Ани не было со мной той ночью, месяц назад, я бы сошла с ума. В тот день Вика сказала мне, что выходит замуж. Я должна была остаться у неё, но от этой новости у меня внутри всё вспыхнуло и заставило бежать куда-то, без причины смеяться, впадать в отчаяние и совершать необдуманные поступки. Вот я и заявилась домой, испортив Маше праздник. Мне правда было очень жаль, что всё так вышло. Очень жаль.

Но, если бы я не пришла, я не встретила бы Аню. Быть может, вообще никогда не встретила бы. От этих мыслей мне сейчас становится не по себе. А иногда я думаю, что это даже было бы к лучшему.

Я лежала на кровати, разглядывая плывущие по стенам и потолку тени. Боль утихала, и меня начало клонить в сон. Я была не уверена, что хочу видеть Аню сейчас. Что я буду в состоянии говорить с ней, как ни в чём не бывало. Мне казалось, что я должна что-то объяснить ей, что-то должна ей, но я не понимала что. Я знала, что увижу в её большущих глазах ожидание и вопрос. Но что я могла ответить этой девочке?

Аня. Такая милая и смешная. Думаешь о ней – и становится теплее.

Нашим раненым сердцам нужно что-то, что поможет им вылечиться. Что-то, что будет заглушать боль и внушать уверенность в хорошем, добром, светлом. Но я никогда не думала использовать Аню, чтобы забыться. Я относилась к ней с трепетом и осторожностью с самого начала, потому что с ней я сама становилась другой. И мне нравилась та «я», которая воскресала в её присутствии.

Как будто я снова становилась семнадцатилетней девчонкой, вступающей в новую жизнь, с двумя косичками, смешным галстуком и жаром зарождающейся любви в сердце. Как будто снова всё лучшее и светлое было впереди. Не было только прежней уверенности. На её месте поселился холодный, отдающий зимним, ворвавшимся в комнату ветром, страх. Я боялась верить в лучшее. Я боялась обмануться снова.

И я хотела уснуть. Как Маша. А проснуться весной, когда все будут весело улыбаться и шуметь. Когда все вокруг будут счастливы.

Я до сих пор иногда хочу проснуться в этом мире.

4

Странно, но когда кто-то исчезает из нашей жизни, как бы много ни значил для нас этот человек, очень часто его отсутствие внешне никак не проявляется. Мы ведём себя по-прежнему, даже если хочется бегать, размахивать руками и кричать: «Я несчастлив!», «Я одинок!», «Мне больно, черт возьми!». Нормы приличия так много значат в нашей жизни: этикет, статус в обществе, хорошие манеры. Если бы я наплевала тогда на все эти нормы, я наверное, залезла бы на самую высокую башню и всем сообщила, что мне больше не хочется жить. Но прыгать, конечно, не стала бы. Просто иногда так хочется с кем-то поделиться. Проблема здесь даже не в нормах, а в том, что слушать никто не хочет. О чем бы ни говорили люди, они всегда говорят о себе, ведь так?

Прошёл месяц с того момента, как я услышала от Вики: «Мне нужно кое-что сказать тебе. Знаешь, я собираюсь выйти замуж». За это время я немного оправилась и жила, как раньше. Не было только переписки, телефонных звонков и встреч по выходным. Но я находила, чем залатать эти дыры. Поэтому, когда Вика ушла совсем, дав понять, что я нужна ей как собаке пятая нога, в моей повседневной жизни как будто ничего и не изменилось. Ведь за месяц я почти привыкла быть без неё. Если, конечно, вообще можно привыкнуть обходиться без человека, который всегда был для тебя смыслом жизни, чем-то святым, священным.

Мне казалось, что ничего не изменилось во мне. Я думала, что боль скоро утихнет. Я всегда была оптимисткой. Или просто реалисткой, потому что говорить о каком-то оптимизме в моей ситуации было сложно. Но иногда человек даже сам не в состоянии измерить глубину своей потери. Чаще всего это проявляется в мелочах. Случайно попавшаяся фотография, осколок воспоминания, говорящая тишина, какой-то знакомый запах, забытая пачка «Virginia Slims». Всё это похоже на ежедневные удары, мелкие, но способные в итоге выбить из сил до такой степени, что вдруг падаешь на пол и начинаешь просто выть. Это и есть та самая глубина. Как бы я хотела вообще никогда туда не заглядывать.