Иногда я даже задаюсь вопросом, а что было бы, если бы я познакомилась с Дианой, не зная, что она лесбиянка? Вполне возможно, что тогда наши отношения сложились бы совсем иначе. И мне даже в голову не пришло бы думать о ней как о…
А то, получилось так, что эта новость сразу сбила меня с ног, пробудила любопытство, смутила меня и, в конце концов, круто изменила мою жизнь. Я начала задумываться о таких вещах, которые раньше не вызывали во мне ничего кроме лёгкого опасения и отторжения. Я начала вдруг чувствовать иначе.
И порой меня так ужасает та, другая «Я», та, какой я могла бы стать. Та, что живёт за соседней дверью. Ужасает меня так сильно, что тёмная комната начинает куда-то падать, а потолок словно опускается на меня, и я зажмуриваю глаза, но страшные видения не проходят, и становится нечем дышать. И тогда я бужу лежащую рядом Диану, прижимаюсь к ней так крепко, что она начинает что-то недовольно бормотать сквозь сон, а я улыбаюсь, и глаза мне застилают счастливые слёзы.
И только тогда страх уходит, и другая «Я» исчезает, потому что я уже сделала свой выбор. Раз и навсегда. Мне больше не придётся ничего решать. Потому что Диана рядом. И я шепчу:
- Спасибо, спасибо, спасибо…
Спасибо за неё.
- Ну что там у тебя? – ворчит Диана.
- Ничего, ничего… Спи, - всхлипываю я, не переставая улыбаться.
- Сначала разбудит, а потом «спи»… Спать я буду утром, когда из-за тебя опоздаю на работу.
Я целую её в шею, такую тёплую, что глаза сами собой закрываются, и вот мне уже самой хочется спать, а Диана вздыхает и успокаивается.
- Извини, - шепчу ей на ухо. – Я больше не буду.
- Ты каждый раз это говоришь, - отвечает она, но уже не так сердито. – И каждый раз я слышу это «ничего да ничего»! Ты никогда не рассказываешь, что там с тобой происходит посреди ночи…
- Я просто испугалась.
- М-м-м? Чего?
- Того, что могла бы открыть другую дверь.
- А это ещё что? Ты о чём? – она зевает.
- Да так. Спи, - я снова целую её.
Она ловит мою руку, и наши пальцы переплетаются.
- Утром расскажешь, - говорит она. – А будешь опять вертеться – выброшу из кровати.
- Угу, - улыбаюсь я.
Я знаю, что утром она опять забудет спросить, что же так напугало меня. Она будет торопиться на работу и снова начнёт ругаться из-за того, что я якобы брала её расчёску и не положила на место. На самом деле она сама постоянно раскидывает свои вещи, а по вечерам, когда причёсывается перед сном, часто забывает положить расчёску на зеркало и оставляет её то на кухонном столе, то на полке в ванной. А пока она ругается и ищет расчёску, я никогда не спорю – это бесполезно. Но стоит только Диане обнаружить расчёску и вспомнить, что она сама же её там и оставила, как она сразу бросает на меня смущённый виноватый взгляд, но вслух не извиняется. Иногда это жутко бесит меня, а иногда я умиляюсь её забывчивости.
Да. Таким будет наше утро. И как бы там ни было, но я не хочу ничего менять в своей жизни. Единственное, о чём я буду молиться бессонными ночами, так это о том, чтобы всё оставалось как есть. Потому что это счастье. Выстраданное, но принадлежащее мне по праву. Это моя дверь.
И так мы засыпаем.
2
Это случилось в апреле. Очередной переломный момент в наших отношениях. Если раньше мы ещё могли пойти по разным дорогам, то после того тёплого апрельского вечера наши жизненные пути сплелись в одну линию, так что уже не различить было, где чья, ибо она стала единой.
Была пятница, и мы договаривались встретиться вечером после занятий, но Диана вдруг позвонила и сказала, что снова не сможет. Снова – потому что она ссылалась на неотложные дела с самого понедельника, и голос у неё при этом был такой, словно она исполняла тяжкий долг перед кем-то. Скорее всего, перед своей совестью, которая в роли Маши твердила, что Диана испортит мне жизнь.
Это началось с того времени, как Машу выписали из больницы. Поначалу Диана вела себя как обычно, а потом что-то в ней вдруг переменилось, словно надломилось. Она стала намеренно холодна со мной, не подпускала ближе, выстраивая между нами непреодолимый барьер, и каждый божий день намекала, что пора бы мне заинтересоваться каким-нибудь мальчиком, а не проводить всё свободное время с ней, чем доводила меня до белого каления.
Хотела бы я узнать, какими способами Маша прочищает сестре мозги, а ещё больше хотела узнать, зачем вообще она это делает. Почему бы ей просто не оставить нас в покое?
Я устала от вранья и думала, что Диана тоже устала. После того, как мы затратили столько времени и душевных сил, чтобы начать доверять друг другу, ложь была противна нам обеим.
Но я, как и всегда, сделала вид, что поверила в басню о подготовке к какому-то концерту и положила трубку. В тот момент я металась между двумя желаниями – задушить Диану и разрыдаться. Но я не сделала ни того, ни другого, я просто собралась и поехала к её университету. Решила, что буду ждать её столько, сколько потребуется. Но не дам ей уйти.
Никогда раньше я не знала себя такой решительной. В ноябре, когда я встретила Диану, я сторонилась принятия решений и вообще всякой инициативности. В активной жизни школы я почти никогда не участвовала, а если меня и случалось затащить на какое-нибудь мероприятие или собрание, я сбегала под первым же предлогом. А выражение «Всё в твоих руках!» вообще доводило меня до нервной дрожи.
И это незнакомое желание самой распоряжаться своей жизнью стало для меня полной неожиданностью той весной. Да что там говорить, оно пугало меня. Помню, перед тем как поехать за Дианой в университет, я долго стояла перед зеркалом и, сдвинув брови, изображала суровую решимость. Однако в глазах моих по-прежнему стоял детский страх. Я злилась чуть ли не до слёз и ударила по зеркалу кулаком, так что оно дрогнуло и чуть не слетело со стены, но не разбилось. Громкий звук и собственная неуравновешенность ещё больше напугали меня, и мне пришлось сделать ещё несколько глубоких вдохов и выпить стакан воды, прежде чем выйти из дома и сесть на автобус.
Мелькали остановки, куда-то спешили люди, охваченные весенней суматохой, а небо было высоким и чистым, несмотря на то, что день уже клонился к вечеру. В воздухе витало что-то невыразимо лёгкое и тёплое, по-весеннему прекрасное, но в тот день на меня не действовало опьяняющее своим очарованием пробуждение природы. Я съёжилась и сжимала руки в карманах в бессильные кулаки. Я была маленькой и слабой. Впервые в жизни мне так яростно и до горечи захотелось скорее повзрослеть.
Я вспоминала, как за несколько дней до того, как Диана вдруг начала усиленно избегать меня, она случайно узнала, что я в курсе понятия «тема». Я упомянула его совершенно случайно и не догадывалась, что это так подействует на неё.
- Откуда ты знаешь? – допытывалась она. – Кто рассказал тебе?
- Да так… В Интернете наткнулась нечаянно, - ответила я, словно уменьшаясь и оседая под её тяжёлым испытующим взглядом.
- Тогда сделай одолжение, постарайся больше не натыкаться на это «нечаянно», - она была раздражена, а я совершенно не понимала причин её недовольства, и от этого мне стало ещё обиднее.
- А что в этом такого? – спросила я беспомощно.
- Ничего. Просто в последнее время ты пугаешь меня своими познаниями. Знаешь даже лесбийскую символику, и я теряюсь в догадках, зачем тебе это?
Я покраснела, но на лице Дианы не было ни капли смущения. Она говорила о привычных для неё вещах и почему-то злилась всё больше и больше, если я вдруг проявляла свою осведомлённость.
- Мне просто… просто… - промямлила я. – Хотелось говорить с тобой на одном языке. Быть в курсе твоих интересов… Это плохо?
- Плохо? Нет, быть в курсе моих интересов это совсем не плохо! Ради бога! У меня, знаешь ли, много интересов, кроме лесбиянства и темы! Но тебя интересует почему-то только это! Я ведь состою не только из одной своей ориентации! – в её голосе сквозили боль и обида. На меня.