За девять лет в её внешности и манерах не произошло сколько-нибудь значительных перемен. Просто она стала использовать меньше косметики, и уже не подводила так ярко глаза, и весь её макияж состоял из одних намёков, а часто и отсутствовал вовсе, отчего она казалась совсем юной девочкой. Её голос стал немного тише, а интонации – спокойнее и мягче. И сама она стала как будто мягче.
В любом случае, мне, как человеку, который видит её каждый божий день, трудно подмечать все эти изменения. Их замечают люди, которые не видят Диану неделями и месяцами, как Максим, например. Он говорит, что со студенческих времен Диана сильно изменилась, как будто, наконец, успокоилась, найдя то, что всегда искала.
Иногда я тоже думаю, что да, сильно изменилась. А иногда мне кажется, что нет, и что она осталась всё такой же легкомысленной.
Но мне нравится та Диана, которую я вижу сейчас перед собой.
У её ног разбросаны фотографии – результат небольшого отпуска, связанного со сменой места работы. Все снимки цветные. И они тоже очень нравятся мне. Её стиль угадывается и здесь, и в то же время, работы стали как будто светлее, ярче и многограннее. Мне хочется, чтобы она продолжала.
Песня закончилась. Диана открыла глаза и вздрогнула, заметив меня.
- Эй! Нехорошо так пугать! – пробормотала она в смущении.
- Извини, - я улыбнулась. – Не хотелось тебе мешать.
- И давно ты там стоишь?
- Минуты две. А ты хорошо поёшь.
- Да ладно тебе, - Диана махнула на меня рукой и наклонилась собрать фотографии.
Я тоже присела на пол, чтобы помочь ей.
- Спасибо, - Диана взяла стопку из моих рук и убрала в конверт.
А потом встала, чтобы отнести конверт в комнату, но я поймала её за рукав.
- Подожди. Я хочу поговорить.
- Сейчас?
- Да. Сядь рядом, пожалуйста.
Она села на пол и положила конверт, а я подумала вдруг, что многие наши важнейшие разговоры происходили на полу. И то, что началось когда-то давно с мягкого пола в комнате Дианы и «Римских каникул» на фоне, привело нас сюда, в эту комнату, в этот день.
Диана смотрела на меня с прежним спокойствием, терпеливым ожиданием и как-то отстранённо. Я могла бы подумать, что она всё ещё обижается за тот случай, когда я ушла на работу, несмотря на её уговоры и страхи, но она не обижалась. Что-то здесь было другое. Холодное, безразличное и тёмное, как отражение серого неба на поверхности воды в дождливый день.
- С тобой что-то не так, - сказала я и произнесла это как утверждение, а не как вопрос. Устраивать допросы я никогда не любила и лезть к ней в душу тоже не хотела. Но я знала, что мы обе стоим у глухой высокой стены, за которой ничего нет. И перебраться через неё нельзя, да и незачем. Нужно просто искать другой путь.
Диана не стала оспаривать это утверждение и просто молча смотрела на меня.
- Я прокручивала в голове все события последних дней, - вздохнула я, собираясь с силами. – И не нашла никаких существенных причин, по которым ты могла бы дуться на меня. Но, если дело всё-таки во мне, то лучше мне сейчас об этом узнать, потому что я просто уже не знаю, что и думать.
- Я не дуюсь, - Диана вздохнула, опустила взгляд и стала теребить пальцами ворсинки ковра.
- Тогда что? – не выдержала я. – Я что-то сделала не так?
- Нет.
- Или может, я просто надоела тебе? Хочешь, поживу у родителей недельку-другую?
- Ну что ты… Что ты. Не в тебе дело. Извини, что заставила тебя так думать.
- Но что тогда? – я уже отчаялась и ждала самого страшного.
А Диана всё молчала.
- Милая… - прошептала я. – Я помогу всем, чем смогу, ты только скажи, что тебя тревожит. Я не могу видеть, как ты мучаешься…
Она подняла на меня быстрый взгляд, и он уже не был пустым и равнодушным. Он был напуганным, отчаянным, и в то же время какая-то крошечная надежда как будто загорелась в нём. Как будто Диана хотела что-то сказать мне, но не верила, что я смогу помочь ей и боялась моей реакции.
- Аня… я… - и снова замолчала, и лишь через долгую секунду закончила: - Хочу родить ребёнка.
- Ребёнка? – я удивленно заморгала.
- Да, - она снова в смущении опустила взгляд. – Если честно, я никогда не думала, что захочу этого и всё такое, но…
Я слушала её сбивчивое неловкое бормотание и думала: «Чёрт! Ну, какая же я дубина! Могла бы и сама догадаться!». Всё это её увлечение проблемами зачатия в однополых семьях, пинетками и многозначительные взгляды на прогуливающихся по улице молодых мамаш… Мне двадцать четыре года, и, наверное, материнский инстинкт ещё не проснулся во мне, поэтому я не всегда понимала и замечала чувства Дианы.
- Тебе двадцать девять. Время ещё есть, - сказала я как можно мягче. – Мы можем пока обдумать это дело.
- Правда? – теперь настал её черед удивленно хлопать ресницами.
- Ну да. До тридцати пяти точно родишь.
- То есть… ты не против?
- А с чего бы мне быть против? Ребёнок – это же здорово!
- И ты… ты смогла бы относиться к нему как к своему собственному?
- Ну, разумеется. Ведь мы бы воспитывали его вместе.
Но Диана всё ещё смотрела на меня с недоверием, как будто хотела сказать: «Ты серьёзно что ли? Подумай хорошенько! Я ведь не в теннис тебе предлагаю сыграть!».
- То есть… - она запнулась, подбирая слова. – Ты не думаешь, что у этого ребёнка была бы ущербная семья? Не думаешь, что детей можно заводить только в нормальных семьях?
- В нормальных? А у нас ненормальная? Разве у нас уже не семья?
- Ну, не знаю… - она растерялась, избегая моего внимательного взгляда.
- Ты знаешь, - я горько улыбнулась. – Просто боишься верить.
Да, она боялась. И мне не в чем было её упрекнуть. Потому что когда-то любимый человек бросил её под предлогом «нормальной семьи», и от этого какой-то мутный чёрный осадок остался на её сердце. И я думала, что помочь здесь может только время. И я тоже смогу. Пусть и не сразу.
- Ди… Я хочу, чтобы у нас был ребёнок. И может, даже не один, это уже как Бог даст. И когда мне захочется родить, я не уйду от тебя к мужчине, обещаю. У нас нормальная семья, пусть и не совсем стандартная, да… Но никакой другой семьи мне не надо. И хочу только эту, только нашу с тобой. Да, конечно, поначалу с ребёнком будет тяжеловато… Меня не так давно взяли на работу, и у тебя тоже нет постоянных заработков сейчас, так что…
Но Диана уже не слушала меня. Она плакала.
И мне стало вдруг очень больно за неё. Мне нестерпимо хотелось повернуть время вспять и стереть все обиды, всю причинённую ей боль. Даже забрать её себе, если потребуется. Но я ничего не могла сделать. Эта боль принадлежала только ей, и это были только её раны.
Я подсела к ней ближе и осторожно обняла, поглаживая её волосы.
- Глупенькая… - шептала я. – Ну что ты расплакалась? Всё у нас будет хорошо. Всё у нас ещё будет.
- Спасибо. Спасибо за это, - шептала она в ответ, крепко прижимая меня к себе. – Мне теперь легче. Мне теперь так легко, словно я снова могу дышать. Я теперь знаю. Всё знаю и понимаю. И кто я, и чего мне всегда хотелось. Я знаю. Спасибо тебе, Аня.
И мне показалось, что эти слова были лучшими из всего, что когда-либо произносила Диана.
- Да… - сказала я, и губы мои дрогнули. – Это хорошо. Я рада, что ты поняла.
- Да. Всё благодаря тебе, Аня. И… возможно, для тебя… Возможно, ради тебя я снова смогу увидеть мир во всех цветах.
И сейчас уже поздний вечер, и Диана спит рядом со мной. Её лицо во сне спокойное, а дыхание ровное, и одной рукой она обнимает меня, так что я теперь боюсь шевельнуться. Мне кажется, нет, я уверена, что сейчас она видит прекрасные сны, и я улыбаюсь.
Это наше настоящее. А что будет дальше, я не знаю.
27 ноября 2009 – 19 марта 2010