Мы были взволнованы, как говорится, на взводе. Мы всё ещё хотели смеяться, и приходилось постоянно одёргивать себя. Мы… может, мы были немного легкомысленны. И сейчас я иногда думаю, что возможно, за эту легкомысленность мы и были так наказаны. Бог, которого не признавала Диана, и которому так поклонялась Маша, всё-таки наказал нас. За наше счастье, за то что мы смеялись тогда. Но ведь мы были молоды. Мы были так молоды. Мы были ещё в том возрасте, когда бывает просто хорошо, безо всякой причины, когда груз ответственности ещё не сгибает плечи под своей непосильной тяжестью. Но это не значит, что мы были безответственны. Просто молоды.
В больнице нас не пустили к Маше. Высокая медсестра с неестественно красными, как будто обкусанными губами, попросила подождать.
- Как она? – спросила Диана.
- Она… - медсестра отвела взгляд и быстро оглядела длинный больничный коридор, словно ища подсказки. – По всем признакам она в коме. Черепно-мозговая травма была очень тяжёлой. К тому же у неё сломаны обе ноги.
- О Боже… - невольно выдохнула я.
Диана молчала.
- И… каковы шансы, что она придёт в сознание? – спросила она ровным, но каким-то безжизненным голосом.
- Боюсь, что пока ничего нельзя сказать наверняка. Я дам знать, когда что-нибудь решится. А пока подождите на кушетке.
Холодный голос, холодный коридор. Я вдруг почувствовала, что руки у меня ледяные и дрожат. Но была ещё Диана, которой должно быть в сто раз хуже чем мне, а потому я велела себе успокоиться.
- Давай сядем, - прошептала я, когда медсестра ушла.
- Да, - отозвалась Диана, бросив рассеянный взгляд на обитую тёмно-синей кожей кушетку у стены. Диана. Она была такой бледной и испуганной, что сердце защемило, и это вытеснило на миг мысли о Маше. И я подумала вдруг: «А что если бы всё случилось наоборот?». Если бы Диана лежала сейчас в больнице с проломленной головой, было бы на лице Маши то же отчаяние, что у её сестры сейчас? Переживала бы Маша за Диану так же сильно, как та переживает за неё? Плакала бы Маша, которая с такой злобой выплёвывала слова ненависти от одного только вида собственной сестры? Странные мысли приходят нам в голову в подобных ситуациях, однако.
- Скажи… - прошептала Диана, на секунду закрывая глаза и переводя дыхание. – Скажи, с ней ведь всё будет в порядке? Скажи, пожалуйста.
Ну, и что мне оставалось делать? Конечно, я сказала.
- С ней всё будет в порядке, вот увидишь. Она обязательно очнётся и снова будет ругаться на тебя.
Диана усмехнулась, а на глазах её выступили кристально-чистые капельки слёз. И тогда во мне снова что-то замкнуло.
- Я бы этого очень хотела, - сказала Диана с улыбкой, позволяя каплям стекать по щекам. – Я бы действительно дорого заплатила, чтобы только она снова обозвала меня беспутной грязной извращенкой.
Я тоже улыбнулась, хоть это и было больно.
- Так и будет, обязательно.
- Спасибо, - она посмотрела на меня. – Ты чудесная девочка.
А вот тут я уже не знала, что сказать. Но она и не ждала моего ответа, и снова отвернувшись, откинула голову назад и прикрыла глаза. Я могла бы возразить, потому что не видела в себе ничего чудесного, скорее только всё самое обычное, серое (ну или, если угодно, чёрно-белое), но когда Диана произнесла это, я впервые готова была поверить, что во мне действительно что-то есть. Может, я и правда была очень доверчивой.
- Ты веришь в Бога? – спросила вдруг Диана.
- Верю, - ответила я без запинки. – Но немного не так, как Маша.
- Тогда ты умеешь молиться. Это хорошо.
- Не очень уверена, что умею, - я снова смутилась. – А ты разве не веришь?
- Не знаю. Верю наверное. Но, можно сказать, что я на Него в обиде. Бог несправедлив, никогда не замечала?
- Ну…
- Ладно, не обращай внимания. Это я глупости несу. Просто, говорят, Бог не любит таких, как я. Вот и я не вижу смысла любить такого Бога, - в её голосе действительно была обида, причем долго копившаяся и не находящая выхода. Но мне почему-то казалось, что обида эта направлена была скорее на Машу, чем на Бога.
- Знаешь, как бывает во всех этих умных книжках и фильмах, - продолжала она. – Человек неверующий попадает в сложную ситуацию, когда что-то случается с близким ему человеком. Как, например, Левин из «Анны Карениной». Когда рожала его жена, он, не признающий Бога, сразу начал молиться. Вот незадача, никогда бы не подумала, что подобное может случиться со мной, - Диана снова усмехнулась, только на этот раз совсем невесело. – Но я не буду молиться. Поэтому, если ты умеешь выполнять этот мудрый ритуал, выполни его за меня. Пожалуйста.
- Я попробую.
- Вот и хорошо.
И мне показалось на секунду, что я вдруг опустила руку в холодную кромешную тьму. Коснулась этой самой тьмы, и по всему телу сразу побежали мурашки. Эта тьма была в сердце Дианы.
Я не испугалась, и мне не стало неприятно. Просто грустно от мысли, что, возможно, эту тьму уже никто не в силах рассеять. Потому что Диана сама этого не хочет. Потому что она никогда не подпустит к себе никого слишком близко.
В моём кармане зазвонил мобильник, и когда я достала его, то обнаружила восемь пропущенных звонков от мамы. Это плохо. Очень плохо.
Мама была в бешенстве, если не сказать больше, и мне пришлось сразу убавить громкость, чтобы Диана не услышала.
- В чем дело? Где ты шляешься так поздно?! Ты уже два часа, как должна была быть дома!
И тогда я сказала. Выложила всё как есть, и мама тут же смягчилась и заявила, что сейчас же приедет за мной в больницу.
- Что, потеряли тебя? – спросила Диана, когда я убрала телефон обратно в карман.
- Да… Мама сейчас приедет.
- Ясно. Мои родители тоже скоро должны появиться.
- Ты… останешься здесь на ночь?
- Скорее всего. Выгоню родителей, а сама останусь. Они у меня нервные, только лишние истерики будут разводить. А я привыкла быть с Машей. Всё-таки с детства с ней нянчилась.
- Наверное, ты рано повзрослела, - сказала я, думая совсем о другом. Я думала, если Диана хорошо ладила с Машей в детстве, то как же так получилось, что их отношения испортились? Должен был быть какой-то веский повод. Более веский, чем сексуальная ориентация одной из сестёр. Но, конечно, я ничего такого не спросила.
- Может и так, - отозвалась она. – Но сейчас я иногда сомневаюсь, что старше Маши на пять лет. Иногда мне кажется, что это она старше меня, лет на двадцать, а то и больше.
- Да, рядом с ней я тоже иногда ощущаю себя совсем ребёнком. Маша такая самостоятельная.
- И упрямая, - Диана грустно улыбнулась.
- Да, и упрямая, - сказала я.
И мы замолчали. Было очень хорошо молчать с ней.
А потом пришли её родители. Её и Машины. Увидев их, я сразу подумала, что Маша похожа на отца, а Диана на мать. У неё была очень красивая и молодая мать. Только навалившееся тяжёлое горе омрачало эту красоту. Я поздоровалась, но на меня не обратили внимания. Мать сразу кинулась к Диане с возгласом:
- Дочка, как это случилось? Как она? Что говорят врачи?
- Я сама мало что знаю, - уклончиво ответила Диана. Видимо, она не любила сообщать плохие новости.
Мать всхлипнула и забормотала что-то. Я не слушала. Я вдруг обнаружила, что отец Дианы пристально смотрит на меня. Он был тих и угрюм, почти суров. Мне стало не по себе под этим взглядом, и я поспешила отвернуться, заметив мельком седину на его висках. И сразу стало неловко, как будто я оказалась не в том месте, не в то время. Как будто я была лишней. Но когда Диана посмотрела на меня и слабо улыбнулась, я не могла не улыбнуться в ответ, и чувство ненужности и отчуждённости сразу исчезло.
- Твоя подруга? – спросила её мама. Похоже, она наконец-то меня заметила.
Диана, видимо, на какой-то миг растерялась от этого вопроса. Действительно. Какая я ей подруга?