Анна Литвинова, Сергей Литвинов
Черно-белый танец
Пролог
1982 год
Одним все, а другим ничего.
Вечный закон. Непреложный, незыблемый.
Он, как все, жил по закону.
Но так и не принял его. Не смирился.
Стылым февралем восемьдесят второго года он по привычке поймал «Свободу».
«Вражий голос» сквозь вой глушилок с несоветским придыханием сообщал: в Московском метро произошла трагедия. Обвалился эскалатор на станции «Авиамоторная». Чуть ли не сотни жертв, московские врачи и милиция в панике.
А родное телевидение в это время рассказывало о трудовой вахте по исполнению решений Двадцать шестого съезда КПСС. И о строительстве газопровода Уренгой – Помары – Ужгород. И об открытии новой художественной школы в Ашхабаде. В общем, счастливая, успешная, благополучная страна.
Он понимал: вражьи голоса врут. Наверняка в метро никаких «сотен погибших» и никакой паники в рядах милиции. Трагическое, но не самое страшное происшествие. Так объявите же! Расскажите, вышлите съемочную группу, успокойте народ! Нет. Всеобщее умолчание.
О, как же он ненавидел эту мерзкую страну!
Он презирал ее двуличие, ее мрак.
Он ненавидел кильки в томате, вареную колбасу в серых пятнах, тощих, плохо ощипанных кур. Его тошнило от баек про «развитой социализм». Какой развитой социализм?! Он видел это «развитие». Оно совсем рядом, за дверью распределителя на Грановского и сотой секции ГУМа. Там прячется россыпь роскошной финской салями, баночки свежей красной и черной икры, нежнейшая вырезка… К закрытым магазинам подъезжают черные «Волги», шоферы распахивают дверцы перед спецконтингентом.
Контингент вальяжно направлялся к дверям…
Почему? За что? Чем они – жирные, лоснящиеся, самодовольные – заслужили все это?
Да, он привык к тому, что его страна живет по лживым, двуличным законам.
Но, черт возьми, смиряться с этим он не собирался.
Он им еще устроит!
Наши дни
Настя с Николенькой бросили машину на Таганке. Решили нырнуть в метро. Так выйдет куда быстрее, чем стоять в пробках.
В вагоне, уже изрядно набитом, Настя взяла Николеньку под руку. Провокационно прижалась к нему. Она чувствовала изумленные взгляды, устремленные на них, и ловила кайф от этих взглядов. Народ явно не понимал, что это за парочка, в каких отношениях они состоят: юный, красивый, модно одетый атлет и женщина, очевидно старше его, но тоже молодая, яркая и весьма привлекательная. Он, если присмотреться и отвлечься от атлетической фигуры, совсем еще мальчик. Ей на вид не больше тридцати (хотя на самом деле – ах, страшно подумать, – тридцать семь!).
Он – на голову выше; аккуратно, ласково поддерживает свою спутницу, оберегает от вагонной тряски и толкотни попутчиков. Порой что-то шепчет ей на ухо.
А Настя – она балдеет от его внимания. И еще оттого, что полвагона недоумевает: кем они приходятся друг другу? Младший брат и старшая сестра? А может, любовники? Или даже супруги? Сейчас в Москве всякое бывает. И богачки, бизнес-леди, запросто покупают себе в любовники мужиков на десять и даже на пятнадцать-двадцать лет младше себя!..
Однако вряд ли кто из наблюдателей мог задуматься или предположить, что Настя и Николенька – это мать и сын.
«Как хорошо все-таки рожать рано! – радуется Настя, отслеживая краем глаза недоуменные взгляды, нет-нет да обращавшиеся на них из толпы. – У меня уже взрослый сын. Спутник. Опора. А я еще молодая и стройная и такая красивая, что пара-тройка мужиков в вагоне с превеликой радостью поменялась бы с Николенькой местами!»
На следующей станции, «Китай-городе», они вышли. Ускользнули из поля зрения усталых вечерних путников, словно яркий, ослепительный блик – символ красивой жизни.
Подобные счастливые парочки встречаются в Москве, но их не слишком часто увидишь своими глазами. Обычно они скрыты от публики в салонах собственных автомобилей, их можно встретить в театрах и модных магазинах, но порой, изредка, они вплывают и в метро, особенно на центральных станциях, и приковывают к себе всеобщее внимание…
Настя с Николенькой направились сквозь суетливую толпу к выходу на Старую площадь. Их по-прежнему провожали мимолетно-недоуменными взглядами…
Они миновали жестяного Ногина, прошли мимо пяти-шести лотков с книгами, газетами и театральными билетами и ступили на эскалатор.
– Мама, – вдруг пробасил Николенька, – а расскажи, как все было раньше?