Правда, я почти целый месяц развивал зрительную память. Это было даже интересно: читать хорошие книжки, а потом представлять в уме трудные слова, писать их и радоваться, что неожиданно правильно написал. Я раньше никогда так не делал…
Мне захотелось есть, а котлеты и каша совсем остыли. Рядом со сковородкой лежала мамина записка:
НИ НА МИНУТУ НЕ ЗАВЫВАЙ
ОБ УГРОЖАЮЩЕМ ПОЛОЖЕНИИ.
Я съел холодные котлеты с зелёным луком и повторил про себя правила про слова «в продолжение» и «в продолжении», «в течение» и «в течении» и из-за этого течения снова вспомнил про озеро…
Дворник Хабибулин поливал двор. Воробьи копошились в лужах и разбрасывали крылышками воду так, что маленькие радуги висели над лужами. А рядом с Хабибулиным раскинулась большая радуга. И мне так захотелось на озеро, что по спине пробежали мурашки и заломило зубы.
Я взглянул на мамину записку об угрожающем положении, снял майку и босиком выбежал во двор.
8После холодных ступенек лестницы приятно было шлёпать по мокрому тёплому асфальту.
Я присел на краешек тротуара и стал завидовать всем: и девчонкам, игравшим в «классики», и забивающим «козла», и Петру Ильичу, разгадывающему очередной кроссворд, и малышам, спавшим в колясках, и даже воробьям! Кому из них надо было писать диктанты? Никому! А кто мне будет диктовать? Никто!
— О-о-у! — неожиданно застонал я, схватившись за голову.
Хабибулин обернулся вместе со шлангом, горошинки воды заколотили меня по лицу, по груди, и я ахнул от внезапного холода.
— Ещё? — засмеялся дворник.
И, не успев отдышаться как следует, я кивнул, съёжился в комочек, уткнул подбородок в коленки, и меня окатило с головы до ног.
Я вскочил с тротуара, завертелся на одном месте, а Хабибулин смеялся и поливал меня из шланга крепкой, холодной струёй. Я не выдержал и отбежал в сторону.
— Ну как? — спросил Хабибулин.
— Здорово, как в озере!
Мне уже расхотелось идти купаться. А под ложечкой снова заныло из-за диктанта. Я спросил:
— Ахмет! А почему вы стали дворником?
Он удивился:
— Куда мне ещё?
— Как куда? Инженером бы стали… или шофёром… или врачом… или, как Шилкин, по женским причёскам…
— Я от рожденья до сих пор малограмотный, — весело сказал Хабибулин.
— Чего ж вы не учились? Не хотели?
— В наше время работать надо было. Себя кормить. Меньших братьев кормить. А ты: «хотел… не хотел…» Тебя вот кормят, одевают, каникулы дают…
— А при царе были школы рабочей молодёжи? — спросил я.
— Дурак, — сказал Хабибулин.
— Лучше работать, чем писать диктанты… — подумал я вслух.
— Не знаю… не знаю…
— Эх! Счастливый вы человек! — позавидовал я.
— Угу, — подтвердил Хабибулин.
Вода с меня стекала, как с пуделя из второго подъезда. Его тоже выкупал Хабибулин. Я прошёлся по двору, решив попросить кого-нибудь мне подиктовать.
На доске ЖЭКа висело объявление:
ТОВ. РОДИТЕЛИ
млашево и среднива возраста
завтра састаица важна собрания.
Я засмеялся и крикнул Хабибулину:
— Это ты писал?
— Я! — гордо ответил наш дворник.
Я достал из мокрого кармана карандаш и, вымазав руки, потому что он был химическим, исправил в объявлении ошибки. Вместо «сас» я написал «SOS-тоится». Пусть все думают, что техник-смотритель забил тревогу. Многие жильцы с самого начала каникул жаловались ему на мальчишек из нашего дома. Правда, во дворе каждый день кто-нибудь что-нибудь вытворял. Но на меня последнее время жалоб не было: я занимался. Соседи по подъезду даже спрашивали маму: «Не заболел ли Серёжа?» — а довольная мама говорила мне:
— Вот видишь, когда ты занят делом, я спокойна.
Я подошёл к забивавшим «козла». Двое из них ссорились. Один показывал, что «рыба» была необходима, а другой говорил:
— Вам, милый, надо дома под кроватью тренироваться. Это не «рыба», а преступление. — Он налил в колпачок термоса капли Зеленина и выпил. Во время споров ему становилось плохо.
— Не корову проигрываете… — успокаивали его остальные.
Никто из них, конечно, не бросил бы «козла» из-за моего диктанта.
Тогда я направился к Чурикову из нашего класса. Он возился у подъезда с гоночным велосипедом.
— Слушай, подиктуй мне с полчасика. А? — попросил я.
— Ну вот ещё! За полчаса я километров десять проеду. Тренироваться надо, — отмахнулся Чуриков, натягивая цепь.
— Хороши вы все! — сказал я.
— Ладно упрекать. Сам виноват. Тебе говорили? Говорили! А хочешь, поедем со мной? Бери у отца велосипед. Выедем за город! Будем печь картошку! На привалах подиктую.