– Хорошо бы, – сказала Ксюха. – Всем от этого хреново.
Жека заметил, как покраснели глаза брата и безошибочно угадал его мысли.
– Да ладно тебе, братан, не кисни! С ней все будет нормально. Это же Челси! Неужели кто-то поверил, что она всерьез хочет себе навредить?
– Все так и выглядело…
– Да она просто крышей поехала! Но теперь ей не скоро захочется выкинуть подобную шутку! – злился Жека.
– И надолго ее туда? – спросила Ксюха.
– Пока мозги на место не встанут.
– А предки забрали заявление? – с тревогой покосился на брата Демс.
– Да. Почти сразу же. Мусора на них с ходу насели, пока они в шоке были. Но после маленько остыли и все поняли. Слава Богу, адекватные люди. Не то, что их дочурка.
– Хоть это радует, – вздохнула Ксюха.
За дверью послышались шаги и приглушенное бормотание.
– Они здесь, – улыбнулась Ксюха. – Пойдем, покурим на балконе.
Она взяла Жеку за локоть, и они вместе вышли из палаты.
Демс заметался. Голова закружилась, и он прислонился ею к спинке койки, стараясь выглядеть не таким взволнованным. Скрипнула дверь. Димарик открыл глаза. На пороге стоял Илья с небольшим свертком в забинтованных руках. Высоченный, светловолосый здоровяк смотрел на него сверху вниз. На лице темнел большой синяк и бросался в глаза свежий шов на скуле. Грей выглядел насупленным и немного растерянным. Он пристально посмотрел на Демса, вошел и уселся на стул, который минутой раньше занимал Жека. Гость опустил голову и долго молчал. Димарик тоже не нашелся, что сказать. Настенные часы громко нарезали минуты.
– Не понимаю, как ты здесь спишь, – раздраженно скривился Грей.
– Да я и не сплю, а просто вырубаюсь от колес, так что пофиг.
– М-да, – покивал Грей, и вдруг поднял взгляд. Их глаза встретились. Димарик покрылся мурашками. Они безотрывно смотрели друг на друга, не моргая и не говоря ни слова. Спустя столько лет их прерванный разговор был продолжен.
Димарик ждал худшего. Он хотел, чтобы Грей высказал ему все, что накипело у него на душе. Хотел услышать, какой он поддонок и мразь. И Грей высказался. Без слов. Его глаза, как и прежде, говорили лучше. И в них не было ни капли неприязни, жалости или отвращения. Только искреннее сожаление, усталость и крупица детской обиды. А еще они лучились теплом. И в этом повзрослевшем сильном мужчине явно проглядывался светлоглазый мальчишка с обгоревшим носом, тот самый Илюх, с которым Демс без умолку болтал обо всем на свете, играл в войнушку и которого когда-то очень любил. Он и сейчас любил его и вдруг понял, что холод начал отступать. Демс услышал голос Ильи в своем сердце, он тянулся к нему, звал по имени. И в этот момент замолкли колючие ледяные ветра, ведь и Илюха по-прежнему любил его.
– Спасибо, – прошелестел Илья, и протянул Димарику забинтованную руку.
Демс хотел улыбнуться, но не смог. Губы скривились в жалком подобии улыбки и задрожали. Внутри бушевал целый ураган чувств. Глаза щипали слезы. Слезы радости, слезы вины, слезы облегчения. Он хотел что-то ответить, но лишь издал невнятный всхлип и потянулся к Грею здоровой рукой. Скрестив ладони, они поприветствовали друг друга крепким мужским рукопожатием, долгим и бо́льным. Димарик перестал сражаться с собой и слезы потекли по его расцарапанным щекам.
– Демс?.. – Грей обеспокоенно всмотрелся ему в лицо. – Ты как?
Он отпустил Димарика, но тот неожиданно вскинулся и схватился за него обеими руками, жмурясь от прострелившей плечо боли.
– Прости! – выдохнул Димарик. – Прости меня!
Он трясся и судорожно дышал. Грей молчал. Он не винил Димарика за слезы и спокойно ждал, когда тот успокоится. Демс хотел еще многое сказать, но не мог. Да это было и не нужно. Грей все понял без слов.
Голова опять закружилась. Димарик облокотился о стену и закрыл глаза. Он все держал израненную руку Ильи в ладонях, стараясь не сжимать ее так сильно, как хотелось бы. Демс больше не хотел причинять ему боль. Но Грею все равно было больно. Больно смотреть на Димарика, больно видеть его слезы. А больнее всего было сознавать – все, что произошло, не сон и не фантазия, а суровая, грубая реальность. Она возвела между ними прочную стену, которую им придется еще долго разбирать по кирпичикам, прежде чем все окончательно встанет на свои места. А встанет или нет, покажет время – бесстрастный молчаливый наблюдатель, проводник всех судеб и их же палач.
Демс почувствовал сквозь бинты тепло руки Ильи и вдруг увидел, что тот снова горит. Он так хотел этого. Он так ждал. И теперь Илья вновь делился с ним своим новым разгорающимся пламенем. Димарик чувствовал этот огонь. Чувствовал его внутри. И ощутил себя прощенным. В одно мгновение тяжелая глыба прошлого рухнул с его души. Димарик был благодарен, он был счастлив, и все, чего ему хотелось, это вот так вот молчать с Илюхой еще хотя бы малую долю вечности.