Но когда они наконец подъехали к атомной станции, стало ясно, что случилось нечто странное[7]. Сигнал дозиметра впервые зазвучал, когда они проехали бетонный столб со знаком на периметре территории ЧАЭС, и лейтенант скомандовал остановить машину и записать показания: 51 рентген в час. Останься они там на 60 минут – получили бы максимальную дозу радиации, считающуюся допустимой для военнослужащих в военное время. Они тронулись и поехали дальше вдоль опор высоковольтных линий электропередачи, шагавших в сторону Чернобыльской станции. Показания приборов поднялись еще выше, потом упали.
Сейчас машина радиационно-химической разведки ехала вдоль бетонного берега канала охладителя станции. Показался 4-й энергоблок Чернобыльской атомной электростанции. Логачев и его солдаты молча смотрели на него. Крыша 20-этажного здания была сорвана, верхние уровни почернели, внизу лежали кучи рухнувших обломков. Земля была усеяна разбитыми железобетонными плитами, рассыпанными графитными блоками, поблескивающими там и тут металлическими оболочками топливных сборок из ядра реактора. От этих руин в залитое солнечным сиянием небо поднималось облако пара.
У них имелся приказ провести полную разведку станции, и машина на скорости 10 км/ч поползла против часовой стрелки вокруг комплекса[8]. Сержант Власкин зачитывал показания приборов, и Логачев отмечал их на карте, нарисованной от руки на куске пергаментной бумаги шариковой ручкой и фломастером: 1 рентген в час, потом 2, потом 3. Они повернули налево, и показания стали быстро расти: 10, 30, 50, 100.
«Двести пятьдесят рентген в час! – крикнул сержант. Его глаза округлились от удивления. – Товарищ лейтенант…» – начал он, показывая на прибор.
Логачев взглянул на радиометр и почувствовал, что у него от ужаса волосы встают дыбом: 2080 рентген в час[9]. Просто невероятно.
Он старался оставаться спокойным и вспоминал учебник, пытаясь победить страх. Но вся его подготовка вдруг куда-то пропала, и лейтенант услышал, как он сам в панике кричит водителю, холодея от ужаса, что машина вдруг заглохнет.
«Куда едешь, сукин сын? Совсем ебанулся? – орал он. – Если движок сдохнет, мы все через пятнадцать минут будем трупы!»
Часть I
Рождение города
1
Советский Прометей
Вспугнутые медленным стуком лопастей приближающегося вертолета, черные птицы поднимались в небо и разлетались над заледенелыми болотцами, над путаницей блестящих проток и заводей реки Припяти[10]. Стоя по колено в снегу и выдыхая клубы пара, Виктор Брюханов ждал прибытия высоких чинов из Москвы.
Наконец вертолет приземлился, и делегация министров и партийных начальников осторожно двинулась по ледяному полю. Холод пронизывал тяжелые ратиновые пальто, забирался под высокие меховые шапки. Министр энергетики СССР и партийные чины Украины подошли к Брюханову, стоявшему ровно в той точке, где должен был начинаться дерзкий новый проект. Умный и честолюбивый, Брюханов в свои 34 года был дисциплинированным партийцем. На Западную Украину он прибыл с приказом начать строительство атомной электростанции, которая, по замыслам советского Госплана, должна была стать крупнейшей на Земле[11].
На заснеженном берегу Припяти гости выпили по рюмке коньяку за исполнение планов. Прилетевший с ними фотограф щелкал камерой: на переднем плане – лопаты с длинными ручками и теодолит, на среднем – десяток мужчин, позади них – вертолет, приземистый и неуклюжий. Мужчины стояли в снегу, следя, как министр Непорожний символически открывает строительство – вбивает, сантиметр за сантиметром, первый колышек в твердую как железо землю.
Все это происходило 20 февраля 1970 года. После нескольких месяцев раздумий наверху наконец выбрали название для новой электростанции, которая однажды сделает ядерное строительство в СССР известным всему миру. Рассматривалось несколько вариантов расположения и названий[12]. В конце концов Владимир Щербицкий, влиятельный в стране руководитель Коммунистической партии Украины, подписал указ о присвоении атомной станции названия районного центра Чернобыля, городка с населением в 2000 человек, расположенного в 14 км от того места, где Брюханов и его начальство стояли сейчас на заснеженном берегу[13].
10
Супруги Виктор и Валентина Брюхановы (в апреле 1986 года – директор и старший инженер производственного отдела на ЧАЭС), интервью автору книги, Киев, сентябрь 2015 года и февраль 2016 года. Посещение автором Копачи, Украина, 17 февраля 2006 года. Коньяк и забивание колышка упомянуты в документальном фильме «Строительство Чернобыльской АЭС» [Будівництво Чорнобильської АЕС], Украинская студия документально-хроникальных фильмов, 1974. Фотография церемонии показана в документальном фильме «Чернобыль: Два цвета времени», реж. И. Кобрин (Киев, Укртелефильм, 1989), часть 3, метка 40:05, www.youtube.com/watch?v=keEcEHQipAY.
11
Zhores A. Medvedev, The Legacy of Chernobyl (New York: Norton, 1990), 239; “Controversy Around the Third Phase of the Chernobyl NPP,” Литературная газета, от 27 мая 1987 года, перевод в: “Aftermath of Chernobyl Nuclear Power Plant Accident, Part IV,” Joint Publication Research Service, Soviet Union: Political Affairs (hereafter, JPRS, Soviet Union Political Affairs), 111.
12
Vitali Sklyarov, Chernobyl Was… Tomorrow, trans. Victor Batachov (Montreaclass="underline" Presses d’Amérique, 1993), 22.
13
Alexander Sich, “The Chornobyl Accident Revisited: Source Term Analysis and Reconstruction of Events During the Active Phase” (PhD diss., Massachusetts Institute of Technology, 1994), 203.