Необходимые документы еще не были готовы, возникли трудности. Мне пришлось собираться в Киев. Сережа очень волновался за меня, а я, в свою очередь, переживала, как он целые сутки проживет без меня. В день отъезда он сказал:
– Я знаю, что ты возьмешь эту справку.
Теперь я не имела права ее не получить, хотя это было сложно. Я уехала вся на нервах, не спала целую ночь, повторяя, как заклинание: «Мне надо, чтобы у меня все получилось».
Он ждал меня с положительным результатом, и я получила эту бумажку с печатью. Я ехала домой, мечтая увидеть его глаза, излучающие радость. И вот я подъезжаю, выхожу, и… Ноги не могут идти: он не встречает меня, встречает его отец. Сердце оборвалось:
– Что с ним, что случилось?
– Да нет, все хорошо, просто он спал, я не стал его будить.
– Слава богу, я чуть с ума не сошла.
Я торопилась, я хотела прижаться к нему, я соскучилась. Но это так странно: он не мог уснуть, не встретив меня. Эта мысль не покидала меня. Подходя к дому, мы увидели свет в окнах. Папа открыл дверь, и я сразу увидела глаза – глаза моего единственного, родного человека. Он переживал, что не встретил меня, нервничал. Я обняла его:
– Ну все, все хорошо, ведь я же дома.
А произошло вот что. Папа ушел меня встречать пораньше и закрыл дверь на ключ. Сережа поставил будильник на более позднее время. Встал, оделся, а выйти из дома не смог. Разнервничался. Мама рассказывала, что он сильно ругался.
Но все было хорошо, ведь мы опять были вместе. Он хвалил меня:
– Я знал, что ты добьешься этой справки, если не ты, то никто бы не смог.
– Спасибо тебе за твою веру, мой родной.
Я много читала об этой болезни. Холод – враг рака. Дома мы иногда обливали Сережу холодной водой из таза. Я уговаривала его нырять в прорубь, стать моржами. И вот уговорила. Мы поехали искать, где можно нырнуть. Было очень холодно, пошел снег. Нашли. По очереди нырнули. Это было так здорово, но очень холодно. Приехав домой, он залез под три одеяла и лежал там почти весь день.
– Ну и дура же ты у меня! Мама, эта дура меня чуть не заморозила!
Но я только улыбалась: сколько тепла и любви было в его словах! Это нырянье в прорубь стало еще одним совместным шагом в борьбе против болезни.
Подошло время уезжать. Дорога домой была тяжелой, но нам по‑прежнему было очень хорошо вместе. Когда мы приехали, на автоответчике было много звонков: нас ждали, за нас беспокоились. И это было очень приятно.
Начался следующий этап нашей жизни. Сережке было все хуже, боли не давали ему возможности отдохнуть хотя бы чуть‑чуть. Я поехала в онкологический центр. Доктор посмотрел выписки из истории болезни и спросил: «Что вы хотите?» Я еще что‑то говорила, но уже все поняла: он ничем не мог нам помочь. Лишь медсестра протянула мне пачку снотворного для Сережи…
Дома я сказала Сереже, что все идет так, как и должно быть, ведь операция была сложной. Я сделала ему новый укол – и наконец наступило долгожданное облегчение: около четырех часов у Сережи не было болей. После этого он всем рассказывал об уколе‑чуде и том, какая я у него молодец. Теперь это лекарство всегда было дома, несмотря ни на какие трудности. Но организм привыкал, уколы приходилось делать все чаще. Я ловила его взгляд, в котором нарастало беспокойство.
Теперь я вставала ночью, как только он зашевелится, сразу бежала к нему и делала укол. Он был очень сильным человеком. Зная, что я устаю, он сам делал себе инъекции, чтобы меня не будить. Я вскакиваю, прибегаю, а он говорит: «Спи малыш, я уже сделал, отдохни». Он продолжал заботиться обо мне, как только мог.
Мы продолжали ходить в бассейн по два, а то и по три раза в неделю. Однако организм постепенно ослабевал. Мы подумывали о том, чтобы еще раз лечь в больницу, прокапать лекарства, поддержать организм, сделать переливание. 2 декабря, в среду, Сережа проплыл совсем немножко, сказал, что ему плохо. В четверг стало еще хуже. В пятницу утром мы стали собираться в больницу. Сережа не мог двигаться, у него все болело. Я помогла ему одеться. Когда я его одевала, собака завыла. Спускался он сам, но медленно. Потихоньку сел в машину…
Когда я везла его в больницу, то была уверена, что это на недельку, не больше. Пока в приемном покое оформляли документы, ему стало еще хуже. Сережу посадили на кресло‑каталку и повезли в отделение. Я на другом лифте поднялась на пятый этаж. Вторая хирургия, палата № 2. Я уложила его, разложила вещи. Мы по‑прежнему были вместе.