Надо было найти такие слова, чтобы он поверил, что все плохое позади. Он видел мои заплаканные глаза, и у него стали появляться мысли, что он мне мешает, что мне плохо. Я должна была переубедить его, встряхнуть, заставить бороться. Но моих сил уже не хватало…
Я вошла к нему в комнату. Он лежал на диване в полумраке, горел только маленький светильник. Я села на диван, взяла его руки, прижала к своей груди.
– Сережа, мне надо с тобой поговорить.
– Что случилось, ты меня пугаешь.
– Сережа, я должна сказать тебе правду.… Когда ты видишь меня заплаканную или раздраженную – это не оттого, что я устала от тебя, нет. Наоборот, я люблю тебя еще сильнее, чем прежде.… У тебя была злокачественная опухоль, ее вовремя вырезали.… Сейчас все хорошо, но теперь ты должен помочь мне бороться, будет очень тяжело. Поверь, я все знала с самого начала. Мне было очень нелегко, может быть, даже тяжелее, чем тебе. Ты должен мне помочь и сейчас не можешь меня предать. Я боролась и борюсь за тебя. Ты знаешь, что ты излечен, что я рядом и буду рядом всегда, соберись теперь! Жизнь началась сначала…
Он прижал меня к себе, я плакала.
– Дурочка, ну что же ты плачешь, ведь теперь все хорошо.
Я видела его глаза, он все понял и оценил. Он смотрел на меня другими глазами, теперь для него все встало на свои места. Он гладил меня по голове и повторял:
– Ну все, все, хорошая моя.
Он держался, хотя внутри все клокотало. Ему было больно, но, глядя на меня, он знал, что мне было еще больнее. Он понимал, что жизнь продолжается, что он будет бороться, потому что у него есть я, его дети. И мы – вместе.
Приехали наши близкие друзья, и этот вечер мы провели как и раньше: шутили, смеялись. Но я понимала, как дорого доставалось Сереже это веселье. В нем шла борьба – его личная, известная только ему одному. Сергей держался, но я чувствовала, что он на грани. Он уходил в себя, у него начиналась депрессия. Я разговаривала с ним, мы возвращались к теме болезни, и нам становилось немного легче, ведь все недомолвки ушли. Он верил в меня, всем говорил: «Она все знает, она меня вытащит».
Мы готовились справлять день рождения сына, ждали гостей. Утром 9 октября Сережа сам подстриг своего сына «под ноль». Для меня начиналось испытание праздником: веселье – это то, что было самым невозможным в данной ситуации, но оно же было и самым необходимым. Сережа должен был видеть, как его любят. Я очень хотела, чтобы праздник получился, чтобы ему было хорошо, чтобы он видел, что у него есть настоящие друзья.
Постепенно подходили ребята, пришли и наши доктора. Компания получилась пестрая, человек тридцать, но казалось, что мы так собираемся уже не в первый раз.
Сережа немного выпил, его нервы были на пределе. Тут позвонила родственница из Москвы, он ушел в дальнюю комнату и долго с ней разговаривал. Я вошла к нему, в его глазах были слезы. Он закончил разговор. Мы молча сидели и плакали.… Когда мы вернулись к гостям, он успокоился. Ему очень понравился первый день рождения сына, он был счастлив.
Решения приходили сами собой. Еще в больнице пришла мысль съездить к Сереже домой. Я готовила его к этому. Говорила, что не отдыхали летом, неплохо было бы съездить на каникулы, но делала это осторожно. К тому же навалилось много дел по оформлению бумаг, связанных с тем, что он был одним из ликвидаторов чернобыльской аварии.
В нашей стране, чтобы что‑нибудь доказать, иногда приходится свернуть бумажные горы. Дел было очень много: оформление инвалидности, пенсии, жилищные вопросы. Но все это было нужно, чтобы Сергей хотел жить и чувствовать себя необходимым в этой жизни. Он оставался мужчиной, способным обеспечить свою семью.
Лекарства переставали помогать, надо было пробовать другие – что угодно, но только не наркотики. Пришло время переходить от таблеток к уколам: они и действовали быстрее, и не так раздражали его желудок. Как же тяжело было сделать этот первый укол, как тряслись руки и обрывалось сердце. Но я преодолела себя, потому что знала – это поможет ему, это облегчение для любимого и родного мне человека. Мы сдавали анализы крови, и они давали надежду. Сколько бессонных ночей я провела, напряженно думая, чем же еще я могу помочь ему. Надо было держаться и не сбиваться с выбранного пути.
Наша любовь кричала от боли. Но он верил в меня. Верил и хотел жить, жить со мной и своими детьми. Боже, сколько нежности и любви было в его глазах, а его руки говорили больше всяких слов.
Перед поездкой мы решили сделать Сереже переливание крови. У нас с ним была одна группа и один резус. Я очень хотела, чтобы именно мою кровь влили Сереже. Я верила, что это поможет. Мои милые доктора пошли нам навстречу.