Потом ушёл водитель-инструктор, старшина Евгений Мартынов. И в первом, и во втором случае связь с Чернобылем медицинская комиссия не установила.
Другой наш водитель, Александр Степенко, прошёл все суды. Последний вынес решение, признав связь заболевания с Чернобылем. После суда Александр сел в машину и поехал домой. Умер по дороге. За рулём.
Калининградская школа милиции приехала в Чернобыль одной из первых. За нами должны были привезти другие школы. В Чернобыле я сказал начальству: зачем мы будем молодых людей гробить? Дайте мне колючей проволоки километров десять, мы её натянем в два ряда под сигнализацией. И будем охранять периметр. Тогда это не разрешили. А потом всё равно так и сделали. Потом — это через десять лет..
Интервью впервые было опубликовано на портале «Клопс»
«От этих дублёнок у людей выпадали волосы»
Владимир Черноокий, в 1986 году лейтенант милиции, о пяти тысячах выстрелов из пистолета ПМ, вражеских голосах и радиоактивных «Жигулях»
— В апреле 1986 года я, лейтенант милиции, преподавал в Калининградской средней школе милиции. У меня был очень модный автомобиль — «Жигули-шестёрка». Экспортный вариант, шины «Гудьир». Вот на нём-то мы с семьёй 27 апреля 1986 года и поехали отдыхать на Голубые озёра. Сыну было полгодика тогда. Вода — ещё холодная, а температура воздуха — 26 градусов. Мы остались там на несколько дней.
Владимир Черноокий на встрече с коллегами-ликвидаторами в 2017 году: За тех, кого с нами уже нет… Фото: Калининградский областной союз «Чернобыль».
Всё у нас было прекрасно с этим отдыхом. Я — бывший комсомольский работник. Это не мешало мне слушать «вражеские голоса»: «Радио Свобода», «Голос Америки» и другие… 29 апреля я тоже покрутил ручку радиоприёмника. Там говорили о радиоактивном следе, дошедшем до Норвегии. И что этот след прошёл через Калининградскую область. По радио говорили об Украине — след пошёл оттуда.
Я позвонил знакомым в Киев. Они мне сказали, что что-то происходит, они не могут сказать, что именно. И из Киева люди бегут «в разные стороны». По голосу своих знакомых я понял, что они знают, что происходит, но не могут сказать по телефону. Вот тогда-то я и понял, что происходит что-то очень серьёзное, и что. как говорится, «палец уже в одном месте…»
Весной 1987 года преподавательскому составу нашей школы милиции сказали: «Готовьтесь, скоро поедем. В Чернобыле — мародёры, надо обеспечить там порядок».
В армии, во время срочной службы, я стрелял только из автомата. Моё табельное оружие в школе милиции — пистолет Макарова. Я из него и не стрелял почти. Перед чернобыльской командировкой я каждый день в обед ходил в тир. За несколько дней сделал пять тысяч выстрелов.
Каждый, кто ехал, писал заявление с просьбой добровольно отправить его в Чернобыль. Были сотрудники, которые понимали, что всё это гораздо серьёзней, чем нам говорят. Они заявления писать отказались, и не поехали.
Когда супруга узнала, что я еду в Чернобыль на 36 дней, то она купила мне 36 пар носков, 36 трусов, столько же маек. Я должен был менять их каждый день. Вначале я думал использованное бельё сжигать, но оказалось, что их сжигать категорически нельзя, только закапывать. Мы многого не знали, из того, что можно, а что нельзя. Правильней сказать, ничего не знали.
Перед поездкой я позвонил своим друзьям в Центральный комитет комсомола. Они пообещали поддержку, сказали, что отряду предоставят тушёнку, консервированную красную рыбу, минеральную воду «Боржоми» и так далее. Не обманули.
Моя сестра работала на Калининградском ликёро-водочном заводе. Я сразу ей заказал шесть декалитров спирта. Когда наш отряд прибыл в Чернобыль, в посёлок Наровлю, каждый курсант получил по фляжке этого спирта. Им они должны были промывать гланды.
Мы приехали туда в конце октября 1987 года. Я отвечал за снабжение отряда. Там уже был Владимир Попов, майор из нашей школы — командир другого отряда. Я с ним при встрече здороваюсь, а он сипит мне в ответ, ничего не понятно, что он сказать хочет. Разобрал только: «Это не водка холодная, это эта херня.» Вот тут я и понял, куда приехал, и насколько это всё серьёзно. Мне мои друзья в ЦК комсомола всё рассказали. Когда мы приехали, я своим сразу сказал: «Не прикасаться к местной воде, не сметь…»