Душевая у нас была на улице. Нет, из неё шла тёплая вода, но в октябре на Украине уже холодно. Я всё равно мылся каждый день. Та ещё «процедура закаливания».
А ещё я нарушал закон. У меня был водитель, Валентин, курсант школы. Он в 42 года умер. Как-то мы с ним заехали в деревеньку, видим там забитый досками сельский магазин. Мы его взломали и изъяли из него 152 ящика с красным вином. Раздали личному составу. Каждому по бутылке вина и бутылке «Боржоми». Красное вино — не просто так, оно выводит радиацию.
С водой там была серьёзная проблема. Местную воду пить нельзя, она заражена. При этом из-за воздействия радиации всё время хочется пить. И как только зайдёшь в зону, где такие большие жёлтые пятна образовались, сразу начинаешь сипеть. Выпьешь 15–20 граммов, и вроде как сипение проходит.
Как-то едем мы с Валентином, царствие ему небесное, ночью в зоне. ГАЗ-52 у нас машина была, абсолютно новая. Валентин с автоматом, я с пистолетом. И вдруг видим впереди джип, у него фары — даже на крыше. Мы думали, мародёры. Он автомат поставил на боевой, патрон в патронник загнал, я пистолетик тоже перезарядил, за пояс засунул. По динамику приказали остановиться. Выхожу из машины, вижу, что перед нами роскошнейший иностранный джип, я таки даже в кино не видел. Выходят какие-то узкоглазые мужчины, по-русски совсем не говорящие. Показывают мне пропуск, разрешающий проезд везде и всюду. С ними переводчик. Я этих переводчиков за версту вижу, явно из КГБ человек. Оказалось, японцы с комиссией приехали, проверяют. У нас дозиметров не было. Выдавали накопители, такую маленькую штучку, в нагрудном кармане носили. Она хитро устроена была, по ней ты не можешь посмотреть, сколько ты набрал радиации. У нас их потом забрали. А у японцев стоял здоровый прибор. Спрашиваю, как вы с ним работаете? Они мне отвечают: вы водички попейте. Попил. У меня водичка всегда с собой была. Поболтали пару минут. А потом они мне какую-то штуку из своего прибора протягивают, и говорят: А теперь, пожалуйста, вы на эту штуку пописайте. Женщин рядом не было, я пописал. Наш прибор показывал, что у меня пять то ли рентген, то ли бэр. А по японскому прибору, там, где пять, уже оказалось 25. Вот так нас и меряли. Мы с Валей приехали домой, и не 16 граммов спирта выпили на каждую «гланду», а по 30. Не знаю, как нам это помогло. Никто из нас, кто там был, не знает, сколько радиации он получил.
До этого я никогда не пил спирт, никогда не пил водку. Вино, шампанское, на праздники — да, но крепкие напитки — нет.
Мародёры покупали машину в зоне отчуждения за пятьсот рублей, перегоняли в зону отселения. Там уже эта машина стоила 2500, а когда её перегоняли из зоны отселения дальше, её цена возрастала до пяти тысяч. Эти машины уходили в Грузию и Армению, где их продавали за 15 тысяч. Некоторые местные милиционеры продавались, делали на этих перегонах неплохие деньги. А ещё были чернобыльские дублёнки. Их тоже продавали.
«…Начало мёртвого города… Вид на ЧАЭС…» Фото из личного альбома Олега Васютинского, участника ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС
В СССР дублёнка — сверхпрестижнейшая одежда. Правда, после полугода ношения такой дублёнки у людей волосы начинали выпадать. Почему нас туда и послали. Калининградский отряд милиции сильно боялись, мы им здорово мешали. Я лично видел, как наши притащили несколько задержанных кавказцев, но в основном мародёрничали местные. Я знаю, что были случаи, когда курсантам приходилось применять оружие, я сам слышал выстрелы. Мародёры пытались наших курсантов напугать, им пришлось стрелять. Подробностей не знаю, я другим занимался, чтобы курсант был накормлен-напоен.
В 1995 году я получил Орден Мужества. Через 17 лет после командировки. Все, кто был в Чернобыле, получили награды. Я мотался по всем зонам. Однажды, уже в ноябре, мы проезжали мимо саркофага над разрушенным энергоблоком. Потрогал стену, а она тёплая.
Мой сын окончил юрфак. Как-то его спросили, помнит ли он, как я уезжал в Чернобыль. Ему полтора года было, а он рассказал в деталях, как мама плакала, когда я уезжал. Его спросили, если сейчас что-то случится, поедет он или нет? Он ответил: я видел, как батя после этого с государством судился. Доказывал. Не доказал. Триста судов прошло. Нет, не пойду. Да и никто не поедет…
Мы ехали с закрытыми глазами
Владимир Воронов, во времена чернобыльской катастрофы — курсант Калининградской средней школы милиции, о танцах, радиоактивных книгах и бордовой крови.